Аллигатор

Он поднял на меня глаза, давая понять, что хочет задать вопрос.

— Насколько я тебя понял, ты считаешь, что наш серийный убийца прячет трупы своих жертв?

— Все правильно, Юрий Васильевич. Наш убийца не будет выставлять напоказ трупы своих жертв. Он для этого достаточно умен и осторожен. Я не исключаю того, что он ранее судим, возможно, тесно сотрудничал с правоохранительными органами, и поэтому хорошо знает их работу.

— Тогда чем ты объяснишь, что он убивает периодически? С чем это связано? Что по этому поводу говорят ученые мужи?

Я усмехнулся. Мне было интересно наблюдать за Костиным. Я не ожидал, что этот вопрос вызовет у него такой интерес.

— По признанию многих серийных убийц, после совершения очередного убийства они не испытывали какой-то эмоциональной разрядки. Многих, наоборот, охватывало чувство безнадежности и бессилия. Они следят за расследованием этих убийств, а некоторые из них нередко участвуют в операциях по поимке себя в качестве добровольного помощника. Но это не все, некоторые не интересуются расследованием, считая, что надежно спрятали тело жертвы.

— Ты знаешь, о чем я подумал сейчас, слушая тебя? Если ты окажешься прав, то нас ожидает не совсем хорошее будущее. Пока мы на него выйдем, он убьет многих ни в чем не повинных людей.

Он посмотрел на меня и, закурив сигарету, произнес:

— Я бы хотел, чтобы ты продолжал заниматься этой проблемой наряду с другой. Она сейчас достаточно актуальна, просто держи руку на пульсе.

— Я понял вас, Юрий Васильевич. Но я боюсь, что у меня возникнут большие неприятности с моим начальником отделения.

— Это не твое дело. Я сам решу с ним этот вопрос.

— Тогда я готов заняться этой проблемой.

— Вот и хорошо, а сейчас иди, работай.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Шел февраль 1982 года. Сергеев проснулся от шума, доносившегося из кухни. Он открыл глаза и посмотрел на настенные часы. Они показывали начало девятого утра. В доме было прохладно, и поэтому ему не хотелось вылезать из теплой и мягкой постели. Он полежал еще минут пятнадцать, наслаждаясь этим теплом, а затем, откинув одеяло в сторону, сел на кровати. Нащупав голой ногой стоптанные домашние тапочки, он сунул в них голые ноги и направился на кухню.

— Завтрак готов? — поинтересовался он у сожительницы.

— Да, готов. Иди умывайся, я сейчас тебе положу мяса.

Он вышел в прихожую, откуда через минуту донесся шум льющейся воды. Умывшись, он сел за стол и, взяв кусок хлеба, приступил к завтраку. Он любил эти ранние зимние часы, когда никуда не нужно было идти и сейчас, разрезая ножом большой кусок мяса, наслаждался жизнью. За окном протяжно и зло выла вьюга, заметая чьи-то следы, а здесь, в его доме, было светло и тепло.

— Мадина, как у нас с мясом?

— Ты что, сам не знаешь? Загляни в холодильник, — сказала она, наблюдая, как он ест.

Вот уже около года, как она перебралась к нему жить. За это время она всего лишь два раза навещала своего сына, которого оставила у матери. Сначала ее тянуло домой, к ребенку, но она пересилила себя и сейчас уже не испытывала никаких материнских чувств. Последний раз она видела сына перед Новым Годом. Она зашла домой и, стараясь ничего не зацепить в темной прихожей, вошла в дом. На диване сидела мать и что-то вязала. Увидев полупьяную дочь, мать отложила вязание и поднялась с дивана.

— Тебе что здесь нужно? Ты зачем сюда пришла? — спросила она грозно.

— Ты не кричи! Я что, не имею права пообщаться со своим ребенком?

— Трезвой нужно приходить! Ты посмотри, на кого ты стала похожа! Я еще тогда говорила, что он тебя до добра не доведет!

— Не лезь в мою жизнь. Как хочу, так и живу. Где ребенок? Я хочу его видеть, — оттолкнув мать в сторону, она попыталась пройти в спальню.

Мать, словно коршун, набросилась на ее сзади и, вцепившись руками в платок, потащила ее обратно из спальни. Они вцепились друг другу в волосы и стали молча бороться, стараясь не шуметь. Неожиданно они остановились. В дверях спальни стоял ребенок, щурясь от яркого света. Он проснулся от шума и вышел посмотреть, что творится в комнате.

— Сынок, это я, твоя мама. Иди ко мне, — протянула она к сыну руки.

Однако мальчик, словно не замечая рук матери, прижался к ногам бабушки и со страхом смотрел на раскрасневшуюся от борьбы, растрепанную женщину, назвавшуюся почему-то его матерью. Он испуганно заплакал.

— Уходи, чтобы я тебя не видела! — крикнула мать, указывая ей рукой на дверь. — Где пила, туда и иди! Не пугай ребенка. Вот протрезвеешь, тогда и приходи.

Мадина сунула руку в карман и, достав оттуда поломанную плитку шоколада, положила ее на стол. Еще раз взглянув на плачущего сына, она вышла из дома.

* * *

Сергеев очнулся от толчка в бок. Открыв глаза, он увидел стоявшего в дверях контролера, который громко выкрикивал его фамилию. Он быстро вскочил с койки и чуть ли не бегом бросился к двери.

— Спишь? — грубо выкрикнул контролер и под смех камеры сильно ударил его по спине резиновой дубинкой.

Он молча довел его до дверей кабинета и, приоткрыв дверь, втолкнул его туда. За столом сидел знакомый ему майор и разливал по кружкам крепкий черный чай.