В прочитанных Егором книгах попаданцы в прошлое регулярно добивались успеха пением песен из будущего. А случись такое в самом деле?
Допустим, певец исполнил бы публично в 1982 году песню «Встанем» Шамана, получившую популярность перед самым провалом Егора в прошлое. Депрессивно-упадническую из-за слов уже во второй строчке: «пока ещё с вами мы живы». То есть вот-вот должны умереть? «С нами рядом Господь» — вообще полная ересь, с нами рядом исключительно Коммунистическая партия и толстый учебник научного атеизма. «Герои России», не Советского Союза, то есть царской России? Суду всё понятно, содержание песни — обычный плач белогвардейской сволочи, рыдающей после поражения в Гражданской войне. Вряд ли в 1982 году возможно иное толкование, а вторичное исполнение состоялось бы на Колыме.
Или песня Газманова, хит на все времена, первый куплет:
Господа офицеpы, по натянутым неpвам, я аккоpдами веpы эту песню пою. Тем, кто бpосив каpьеpу, живота не жалея, свою гpудь подставляет за Россию свою. Тем, кто выжил в Афгане, свою честь не изгадив, кто каpьеpы не делал от солдатских кpовей. Я пою офицеpам, матеpей пожалевших, возвpатив им обpатно живых сыновей.
Если нашёлся бы самоубийца, рискнувший спеть это со сцены в 1982 году, пятое управление КГБ захлебнулось бы пеной: антисоветчина в каждой строчке!
«Господа офицеры» — явная отсылка к царскому белому офицерству, у нас принято — «товарищи офицеры».
«Я аккордами веры…» — ни в какие ворота, «вера» отдаёт поповщиной.
«Бросив карьеру» — как вообще может советский офицер служить, бросив карьеру?
«За Россию свою» — вообще ужас, махровый шовинизм. Почему за Россию, а не за весь интернациональный Советский Союз?
«Тем, кто выжил в Афгане, свою честь не изгадив» — как можно замарать честь, доблестно исполняя интернациональный долг?!
Последняя фраза вообще переворачивает с ног на голову само понятие воинского долга. Оказывается, главное — не боевой приказ выполнить, а сохранить личный состав, вернув матерям сыновей… Крамола! Приказ исполняется любой ценой, не жалея самой жизни для защиты Родины.
Прозвучи эта песня где-нибудь на «Голубом огоньке» 1982 года, КГБ закрыло бы и исполнителя, и автора, и телередактора, выпустившего антисоветчину в эфир, потом выбросило ключи от камеры. Может, я излишне страхуюсь, думал Егор, но лучше не рисковать. Любая песня из двухтысячных, подходящая по стилистике, должна быть проверена на соответствие руководящим указаниям Пленума ЦК КПСС по вопросам культуры и искусства. И, вероятнее всего, подвергнуться кардинальному изменению текста.
Егор прошёл мимо вахтёрши. Ему оставалось только, скинув зимнее, подняться в 404 комнату, попросить гитару и спеть — от души, не оглядываясь на разрешённый репертуар: It's Raining Men! Hallelujah! Парень есть только у Насти, трём остальным очень впору пришёлся бы дождь из одиноких мужчин. Девочкам бы наврал, что песня взята из репертуара Дина Рида или Демиса Руссоса, а потом показал бы, как станцевать под музыку дождя в духе Джерри Холливелл, лучшей исполнительницы этой заводной песни.
Танца не получилось.
Настя выпихнула кавалера в коридор и повисла на его шее.
— К нам нельзя! — шепнула на ухо. — Девочки час стояли на морозе, спрашивали лишний билетик на Театр Сатиры. Вернулись промёрзшие и ни с чем. Простудились сильно, кашляют. Не у каждой есть мужчина, достающий билеты.
— Я их видел, когда шёл в сторону почтамта. Бедняжки!
— Как твоё спецзадание?
— Лучше всех. Если я раскрою стр-р-рашное преступление, меня, быть может, наградят, — он всхлипнул. — Посмертно.
— Как всегда — шутишь. Какое преступление?
— Взрыв гастронома на улице Калиновского. И это уже не шутки.
Она отстранилась и внимательно всмотрелась — правду ли говорит или насмехается.
— Расскажешь?
— Непременно. Когда всё закончится. Я сам ещё не разобрался.
Они устроились на подоконнике в торце общего коридора и ворковали с полчаса. Слова, сказанные Сазонову, что в общежитии хватает укромных уголков для уединения, в этот вечер не соответствовали действительности.
х х х
Тренировка в воскресенье по утрам была нерегулярной и необязательной, по желанию. Егор решил её посещать. Не имея друзей и каких-то постоянных дел в общежитии, здесь он довольно быстро начал чувствовать себя нормально. Пройдёт месяц-два, и обладатель чёрного пояса Евстигнеев обретёт прежнюю форму, выходящие против него вряд ли заметят подмену.
Решив, что ученик обрёл контроль над ударами и пристойно строит защиту, тренер позволил якусоку кумитэ (учебный спарринг) с другим соперником.
Памятуя, как сделал синими фаберже учителя, Егор чересчур осторожничал и пару раз крепко огрёб — сначала пропустил маваси гэри в голову, когда стопа соперника пробила блок и звонко шлёпнула по уху, укрытому шлемом. Затем ура маваси гэри, получив пяткой в почку, и это было уже довольно неприятно.
— Ямэ! — выкрикнул сэнсей, разводя соперников. — Егор, не бьёшь ты — бьют тебя. Не тушуйся. Глеб умеет и защищаться, и нападать, и держать удар. Хадзимэ!