Алло, милиция?

За время монолога Егор успел пролистать материалы проверки – объяснения очевидцев, протокол осмотра, медицинское заключение. Да, утопилась. В лёгких – вода. Значит, в озеро упала живая. Сама или кто-то подсобил – вопрос, на который лепельские пинкертоны из милиции старательно не ответили. Вован, он же Владимир Семёнович Семёнов, даже не был опрошен, по крайней мере, официально.

В каждом учебнике криминалистики записано, что далеко не всегда первый подозреваемый оказывается злодеем. Но здесь возможная причастность Семёнова была просто кричащей: если не он толкнул девушку в воду, то мог подозреваться в доведении до самоубийства. Но, с другой стороны, пока его отец устраивает уикенды местной знати, включая ментов, на косвенных уликах далеко не уедешь, а горячие следы давно остыли.

– Сань, можешь Вована оперативно сюда притащить?

– Могу, но… – Майсевич встретился взглядом с Сазоновым, чей статус наконец угадал. Перед КГБ не хотелось терять лицо. – А, всё одно к одному. Обычно, если у них нет гостей, сам ошивается на хуторе и бухает. Или там мне скажут, где его искать.

– Сколько тебе времени нужно?

– Ну… Точно не скажу. Час, наверно.

Егор невольно вспомнил команды, отдаваемые Сазоновым по телефону из «Волги». Если бы ему так посмели ответить: «Час, наверное», – рвал и метал бы… В голове появилось соображение.

– Час… Обедать рановато. Есть мысль. Далеко до кладбища, где Юлия похоронена?

– Минут двадцать, – ответил «ботаник».

– Прогуляешься с нами, покажешь.

Лёха увязался с Майсевичем.

В машине на молчаливый вопрос Сазонова Егор объяснил свою нехитрую идею.

– Могилы тоже кой о чём говорят. Если вдруг там нарисуется высохший огромный букет на сумму трёхмесячной зарплаты Старосельцевой-старшей, значит, Вован её навещает. Или совесть мучает, или что-то другое. А если могила вообще заброшена, выходит – родственники не особо скорбят и темнят.

– Поддерживаю, – согласился Сазонов. – Заодно и пацан с нами побудет, не раззвонит, что милиция поехала задерживать подозреваемого.

Не оказалось ни букета, ни запустения. С аккуратной могилки кто-то счистил снежный налёт.

– На кладбище, над свежей глиняной насыпью стоит новый крест из дуба, крепкий, тяжелый, гладкий… В крест вделан довольно большой, выпуклый фарфоровый медальон, а в медальоне – фотографический портрет гимназистки с радостными, поразительно живыми глазами. Это Оля Мещерская, – вдруг отчеканил Игорь.

Никто не перебивал его во время тирады, только потом Егор переспросил:

– Чего это было?

– Не «чего это было», а рассказ Ивана Бунина «Лёгкое дыхание», – раздражённо ответил Сазонов. – Классику знать надо.

Крест был, конечно, дешёвый, из сосны. Чистая времянка на первые месяцы, пока земля осядет. Через год после похорон можно будет привозить каменный. Но вот белый медальон и поразительно живые глаза точно соответствовали, словно Олю Мещерскую Бунин срисовал с Юлии Старосельцевой, родившейся на несколько поколений позже.

Пока младший брат молча общался с покойной сестрой, Егор поманил Сазонова в сторону и показал фото, добытые у грузина, рассказав всё известное о нём со слов Инги.

– Отлично. Вернёмся в Минск, скажу Аркадию сделать фотокопии, оригиналы тихо верни на место. Не исключено, москвичи будут брать грузинскую мафию оптом. Тогда получим приказ обрубить и все их белорусские корешки, а против приказа из Москвы никакие белорусские менты и местная партноменклатура не дёрнутся. Поэтому по завершении дела о взрыве продолжай пасти секретаршу Бекетова. Она понадобится как свидетель. Подпишет показания?

– Если её босс уже будет закрыт и чуть надавить – вне всяких сомнений. Такие заботятся о себе. Его она боится и ненавидит.

– У тебя с ней продолжаются близкие отношения?

– Больше ничего не было. Это не роман. Так… Скорее её прихоть. Тем более, увольняется к 1 февраля. Я постараюсь не упустить её из виду, если за Бекетова возьмётесь позже.

– Ты всё правильно понял. Действуй. Поможешь до конца с Бекетовым, выпишу тебе премию, кроме оперативных расходов.

Вот так, подумал Егор. Человек потерял жену, едва не погиб сам. А в результате привлёк к себе внимание милиции и КГБ, настолько, что его самого закроют по делу, к взрыву не имеющего отношения.

Они вернулись в РОВД, Лёха выбежал навстречу, едва заметив «Волгу» через окно.

– Привезли. Пьяный – в хлам. Оставлять в дежурке до вытрезвления нельзя. Все кореша и клиенты его отца слетятся выручать, особенно если произойдёт утечка о подозрении в убийстве Старосельцевой.

– Берём его в нежные объятия и везём в Первомайский, – сориентировался Егор.

– Главное – здешним сказать, что отправили его в УР Минской области, пусть ищут до посинения, – вдохновился Лёха. – Посидит у нас в клетке до вытрезвления, потом побеседуем.

– Незаконно. Но правильно! – заключил Сазонов.