Алло, милиция?

К слову – русский. В московской полиции Российской Федерации низовые чины зачастую – азиаты да северокавказцы.

– Слушаю, товарищ лейтенант.

– Чем вы занимаетесь?

Признаться: ищу портал в будущее? Не, не оценит юмора, решил Егор.

– Смотрю и восхищаюсь. У нас в Минске тоже мраморные плиты кладут. Но не так тщательно, как здесь. Молодцы!

– Документы!

Протянул ему студенческий билет, не доставая паспорт. В паспорте всё же деньги лежат, зачем дразнить?

– В самом деле – из Минска, – промычал лейтенант. Место козырное, здесь вместо сержантов офицеры попадаются. – Вот что, студент. Иди-ка ты отсюда. Что-то подозрительно ковыряешь напротив самого Кремля. Могут заинтересоваться люди в штатском из другой организации. Смекаешь?

– Так точно, товарищ лейтенант. Я сам в милицию распределён. В минскую.

– Вот и езжай в свой Минск. Давай-давай!

Он огласил приговор. «Свой Минск». А какие варианты, если путь в прежнюю жизнь закрыт?

Егор! «Хонду» не поцарапай, ладно? И маму береги.

Бросив ещё один пятак, Егор ехал на эскалаторе в недра Москвы, вдруг ставшей чужим городом, отторгающим пришельца, её заменит «свой» Минск. И внезапно почувствовал, что не очень-то сильно грустит из-за облома. Сердце успокоилось и стучало в обычном ритме.

Ведь жизнь обрела смысл! Впервые за двадцать один с половиной год. Как минимум ему нужно научиться выживать, приспособиться.

Он постарался найти плюсы в своём положении. В первую очередь, это послезнание о четырёх десятках лет советской и постсоветской истории. Какое оно обеспечивает преимущество?

Если честно, то нулевое.

Егор знал, что Горбачёв будет самым неудачным руководителем Союза за все годы существования СССР и приложит идиотские усилия для его сохранения, тем самым ускорив крах, в результате чего «нерушимый» развалится в девяносто первом. Что это даёт? Нужно проникнуть в Политбюро и подсказать Брежневу: выкинь ты этого вундеркинда с его Раисой Максимовной на Чукотку, или он разрушит всё, что ты строил после Хрущёва… Трижды не получится: раз – не проникнуть, два – не поверят, три – отправят в палату с мягкими стенками.

Что ещё? Война в Афганистане едва разгорается. Не помнил всех подробностей, знал точно одно – где-то через десять лет после «ввода ограниченного контингента» Горбачёв будет вынужден убрать оттуда армию, потерпев поражение. Потом точно так же и не солоно хлебавши уведёт войска Байден. Предупредить? Но тогда светит не распределение в милицию, а распределение в тюрьму за распространение клеветы, порочащей социалистический строй и Советскую армию, свято исполняющую интернациональный долг.

Хотелось бы предотвратить взрыв на Чернобыльской АЭС. Ок, сообщит, но кому поверят принимающие решения в ядерной энергетике – учёным с мировым именем, тщательно спланировавшим эксперимент, или анонимному прогнозу от неизвестного «прорицателя»?

Хреново, что Егор помнил историю фрагментарно. Школьную забыл. Вузовскую – лишь по истории государства и права. Горбачёвскую антиалкогольную компанию знал по Постановлению об усилении борьбы с пьянством и алкоголизмом, кажется, примерно так оно называлось. Но до полусухой эпохи ещё несколько лет!

Выручало в какой-то мере, что Егор прочитал, пусть не слишком внимательно, несколько книжек по истории милиции. Хоть как-то ориентировался, где ему придётся служить.

Вот выпускники школ МВД подготовлены более конкретно. Они – стопроцентные менты уже на момент вступления в должность.

Он понадеялся, что на фоне других неучей из гражданских вузов не будет сильно выделяться.

Короче, никаких преимуществ у него нет. Одни минусы – меньшая приспособленность к этой среде. Неизбежные и труднообъяснимые «провалы в памяти», потому что совершенно не знал жизни предшественника в теле Егора Евстигнеева.

Всё. Отрезано.

Он сжал кулаки, пока ногти не впились в кожу. Сказал себе: отныне – в моём теле. А не какого-то предшественника. Егор 1960 года рождения из Речицы – это я. Иначе докачусь до раздвоения личности.

В реальности же он докатился до Белорусской и вернулся в зал ожидания, где на втором этаже обнаружил студенческую компанию в сборе. Мюллер обгавкала беглеца, ругая за отсутствие.

Он подошёл к ней вплотную и взял за руки.

– Мария Сергеевна! Спасибо вам. Вы очень внимательная и заботливая. Не только по работе в комсомоле. Вы по натуре такая – не можете относиться к обязанности наплевательски. Чесслово, я ценю.

У неё челюсть отпала. Стал виден тонкий отпечаток красной помады на зубах.

– Егор? Ты подкалываешь?

– Зачем? Все вас уважают. И Мюллером пацаны дразнят вас по-свойски, с любовью. Была бы на вашем месте вредная грымза, обращались бы только по имени-отчеству и как можно реже. Я вам правду говорю, ребята чёт стесняются. Вы же не в обиде, фройлян?

Она его обняла! Растрогалась. Доброе слово и комсомольскому работнику приятно.

– Какие вы все хорошие! А давайте по пивку? Не здесь, конечно. Когда сядем в вагон.

Никто не возражал.