Новый переход через зыбучие пески по-началу казался чуть легче, чем вчерашний. Наверное, я начал потихоньку привыкать. Но когда появились змеи и нежить, я снова повторил вчерашнюю клятву больше никогда не соваться в это жуткое место. Ноги вязли на зыбкой поверхности, песок убивал все желание жить, воздуха не хватало, видимость отсутствовала почти полностью, и к этому кошмару примкнули отвратительные твари. И если прячущийся в песке змеи могли цапнуть только если на них наступить, то нежить проявляла агрессию вполне целенаправленно. И хуже всего, что разглядеть ее приближение было невозможно, и махать мечом, стараясь не задеть своих и не разрубить связывающую нас веревку, приходилось почти интуитивно.
Я все время ждал еще и нападения мафии, но мы дошли до высокого забора, а потом не меньше километра вдоль него так никого больше не встретив. Зыбучие пески прилегали к нему вплотную, и я бы ни за что не смог разглядеть крохотную щель между толстых бревен самостоятельно. Пролезать пришлось ползком, и один из орков предсказуемо застрял.
— Это все потому, что кто-то строит слишком узкие лазы…
— Все потому, что кто-то слишком много ест!
— И что мне теперь делать?!
— Худеть!
— Да отвали ты! Доставайте меня отсюда, быстро!!!
Всеобщими усилиями орка мы выдернули, разодрав его штаны, а дальше наши пути расходились в разные стороны. Наемники возвращались в лагерь Историков ни с чем, Владимир шел одному ему известной дорогой, видимо надеясь затеряться, гибберлинги и орчиха направлялись в «Приют Старателя», и я собирался составить им компанию. Вообще-то мне было очень интересно узнать о результатах исследования головы таинственного существа из пещеры кобольдов, так что вернуться к Историкам стоило. А еще у них в лагере осталась моя вредная лошадь! Но я уже пропустил две сходки, на которые обязан являться, да и друзей увидеть хотелось, так что с научными изысканиями пришлось повременить. Да и о кобылке я не слишком сожалел. Зато сороку, пропавшую, когда мы пересекали зыбучие пески, мне совершенно неожиданно стало жаль. На опустевшем плече не хватало ее пушистого тельца, слух по привычке пытался уловить хриплое, немелодичное…
— КА-А-АР!
— Фея! Вернулась!
— Кар, — подтвердила сорока, спикировав на свое привычное место, где рубашка уже была изодрана ее коготками, и заглядывая мне в лицо черным глазом.
— Как ты меня находишь? — обрадовался я, погладив пальцем ее по голове.
— Кар?
— Ну все, все. Идем домой!
Тащиться до «Приюта Старателя» пришлось почти четыре дня. Мы шли пешком, охотились по очереди, надоели друг другу до чертиков, устали до безобразия и еле стояли на ногах, когда наконец доползли до трактира. Хотелось пива, хотелось в бочку с нагретой водой, хотелось просто поговорить с кем-нибудь и узнать новости, потому что казалось, что прошла целая вечность после того, как я ушел отсюда. Но я добрел до своей комнатушки, рухнул на кровать и вырубился.
— Ник… Ник…
С трудом разлепив веки, я увидел, что это Горислав, держа в руке зажженную свечу, пытается меня растолкать.
— Ник, ты там живой? Сутки спишь, не помер бы…
Потерев глаза, я попытался принять сидячее положение.
— Я живой.
— Да уж вижу. Хлебни, а то и впрямь дуба дашь, — владелец трактира кивнул на большую кружку, стоявшую на стуле рядом и испускавшую приятный, медовый аромат.
— М-м-м… вкусно.
— Марьяна умеет варить всякое целебное… В миг на ноги поставит!
— Спасибо, — с благодарностью посмотрел я на заботливого Горислава.
— Я уж думал все — не вернешься. Неспокойно здесь стало, мафия, «Красные Повязки»… Далеко ходил-то?
— Далеко. В лагерь к Историкам, а обратно пешком шел. Никаких «Красных Повязок» я не видел, а на Историков нападают пираты, пришлось отбиваться… Да! Я же письмо вам принес! Оно у какого-то их главаря было. Вот.
Похлопав себя по карманам, я извлек помятый листок и передал озадаченному трактирщику.
— Какие у меня могут быть дела с пиратами? — недоуменно произнес он и, отставив свечу, развернул письмо.
Зрачки его глаз несколько раз пробежали по строчкам, а потом как-то странно остекленели. Горислав замер и будто бы даже перестал дышать. Его пальцы напряглись и побелели, лицо стало каменным. Это перемена была слишком разительной, и я вскочил на ноги.
— Что? Что-то случилось? Плохое известие?
Трактирщик медленно поднял взгляд от письма, и я с удивлением обнаружил скопившиеся в его глазах слезы.
— Это самое радостное известие из всех, что я когда-либо получал! Какое счастье! — прошептал он.
Мне пришлось усадить его на кровать, потому что его колени начали подгибаться, и сам он весь задрожал.
— Вероника! — воскликнул Горислав, вдруг схватив меня за руку. Выглядел он при этом немного безумным.
— Вам, может, воды принести?
— Она жива! Жива! Наверняка речь о ней. Я уверен!
— Э-э-э… да, отлично. А кто это?
— На наш корабль напали пираты, когда мы перебирались сюда с Гипата. Они много чего похитили: золото, запасы, но главное — мою ненаглядную, мою красавицу, свет очей моих, мою доченьку Веронику!
— У вас есть дочь?..