Очнулся я на земле, весь залитый своей и чужой кровью. Вокруг одни только трупы и больше никого. Почему меня не добили варвары, я не знаю. Возможно, посчитали уже мертвым, а быть может, просто не успели. Неизвестно. В любом случае я остался в живых. Голова болела немилосердно, во рту страшно пересохло, жутко хотелось пить. Я поднялся с земли, тяжело опираясь на чей-то пилум. Рядом валялся меч, его я тоже подобрал, без меча какой из меня легионер? Так я оказался совершенно один посреди разрушенной и сожженной деревни. Я шел через ее развалины, и чем дальше заходил, тем меньше мне хотелось найти своих возможно выживших товарищей. Их следы видны были везде, на порогах жилищ и в самих домах, на улицах и в канавах, прямо посреди маленькой площади, где жил вождь и на дверях его дома, где на копьях была распята его семья. В том кто победил сомнений больше не было, но как это было… Вырезали всех, включая младенцев, над женщинами, судя по всему, долго издевались, прежде чем прикончить их окончательно. О, боги, и это все во славу Рима? Воевать с женщинами и детьми? Истреблять их род под корень? В этом наше предназначение?
Возле очередного дома, где погибших было так много, что они громоздились целыми кучами, я не сдержался и, упав на колени, вывернул весь свой завтрак на траву. Было ли это от того, что я, до этого никогда не бывавший в сражениях, увидел все это впервые, или от того, что пропустил сильный удар в голову — было не ясно. Но так плохо мне не было еще никогда. Я стоял на траве, сотрясаясь от спазмов, и все никак не мог остановиться. Мой отец всегда мне говорил что легион — это сила и честь. Что служить Риму, защищать и расширять его границы это призвание каждого свободного гражданина. А что я вижу на деле? Это уже даже не завоевание, это настоящее истребление. Кровавое и безжалостное. Да, отец рассказывал мне о том, что творят варвары, но одно дело слушать рассказы и совсем другое увидеть это наяву, здесь и сейчас. Почувствовать, ощутить запах, отчаяние многих людей, нашедших в этих лесах свою могилу. Но самое страшное, что это дело рук не каких-то варваров, а тех людей, с которыми я служил не один месяц. С которыми ел и спал вместе. Дело рук просвещенного, «неварварского» народа, который считал себя лучше и развитей других. Чем мы лучше их, если превращаемся в омерзительных чудовищ, как только получаем власть над судьбой и жизнями беззащитных людей? Я неожиданно вспомнил Колизей, в котором удалось побывать только один раз за свою пока еще короткую жизнь. Хлеба и зрелищ… Слава и честь… Будьте вы прокляты со своими фальшивыми лозунгами! Я поднялся на ноги и сплюнул на почерневшую от пролитой крови землю. Пора было идти дальше. Пора было выбираться из этой деревни.
Вокруг лежало множество тел, как римлян, так и кельтов. И если до сих пор их так и не успели разобрать, значит, бои затихли совсем недавно. Но где же тогда все?
Свернув за очередной дом, я практически нос к носу столкнулся со здоровенным кельтом. Сжимая в руках огромную двухстороннюю боевую секиру, он стоял в дверях своего дома и мрачно смотрел на меня. Однако нападать, почему-то, не спешил. У его ног лежали двое триариев со страшными рублеными ранами на груди и голове. Ну, вот и все. Против воина с легкость расправившегося с двумя ветеранами, прослужившими в легионе как минимум пятнадцать лет, мне было не выстоять. Мои руки держащие пилум, направленный в его грудь слегка вспотели. Почему он не нападает? Переведя взгляд ему за спину, там, где валялись на полу остатки выбитой штурмующими двери, я сумел различить в полумраке помещения двоих детей и женщину. Дети испуганно жались к матери, которая закрывала их своим телом, выставив перед собой длинный кинжал.
Неожиданно, чуть в отдалении раздались громкие голоса и смех. Быстро стрельнув в ту сторону глазами, я увидел центуриона и пятерку триариев, шедших по площади и проверяющих тела павших бойцов. Теперь понятно, почему варвар не спешил нападать. Он боялся шумом привлечь излишнее внимание к своей семье, которая, судя по всему, единственной смогла избежать страшной участи, постигшей все остальное поселение. Он увидел их раньше меня и решил выждать. Убить меня он всегда успеет, а сокращать поголовье врага, имея все шансы привлечь к себе ненужное внимание остальных его товарищей не совсем разумно.