Алма-Ата неформальная (за фасадом азиатского коммунизма)

Именно стучит, костяшками пальцев, хотя есть ведь звонок. Позже мне объяснили, что это некий своеобразный тайный сигнал. Лох начнет звонить, а знающий человек тихо постучит – мол, это свой, братаны. Но проходит минут пять, а за дверью ни единого шороха. И все же тот, кто стучал, показывает жестами, что в квартире кто-то есть. Тогда я начинаю понимать, почему милиционеров называют легавыми, потому что нюх у них особый, как у охотничьих собак, – я, например, начал тарабанить бы в дверь. Но опера затаились и ждут. И действительно, через некоторое время в этой тяжелой тишине, которая давит на барабанные перепонки, за дверью женский голос спрашивает, кто пришел. Опер отвечает, что это милиция, им нужен гражданин С., который сейчас, по их данным, находится в квартире. Проходит еще минут пять, и дверь открывается. Я потом выяснял у А. все эти непонятки. Зачем этот головорез дверь открыл? Почему не попытался выскочить через балкон третьего этажа? А. объяснил, что это был опытный преступник, так что понимал – выхода нет, и лучше вот так сдаться по-хорошему, тем более что в квартире находился маленький ребенок. Собственно из-за семьи он и погорел. Начинаешь понимать, почему по воровским понятиям «вор в законе» не имеет права иметь семью – чтобы жалко никого не было.

Руки С. слегка трясутся, особенно это заметно, когда он под нашими взглядами зашнуровывает ботинки. Хотя по лицу не видно, что он волнуется. Вообще-то у С. действительно лицо настоящего зэка, вернее, не зэка, а человека, способного на отчаянные поступки. Таких сразу видно. Напоследок он прощается с женой и целует ребенка, который еще ничего не понимает и хочет «тоже с папой». А потом С. усаживают на заднее сиденье милицейского «бобона» и через полчаса уже заводят в здание ГУВД, в кабинет на третьем этаже, где его поджидают суровые, неулыбчивые люди в гражданском. Тусклая лампа под потолком, но зато ослепительно яркая на столе. Настолько яркая, что после полутемного коридора слепнешь на несколько секунд. А С. усаживают прямо перед лампой. Сейчас начнется допрос… Но… Но меня вежливо просят удалиться, так что самое интересное я был вынужден пропустить.

На следующий день ближе к обеду удалось выловить А.: «Ну чем там закончилось?» – спрашиваю я его. «Чем, чем, – смеется он в трубку, можешь закончить свой очерк так. Убийца дал чистосердечное признание, сознался во всем и показал, что после совместной пьянки на почве неприязненных отношений избил гражданина М. до бессознательного состояния, а потом отрезал голову кухонным ножом. Затем упаковал ее в целлофан и отнес на одну из улиц, вроде как некий ритуал». Оказывается, С. всего полгода как был на свободе, до этого он уже отсидел за убийство восемь лет. Так что, утверждал А., теперь ему точно «зеленкой лоб намажут». Я так и написал в конце своей статьи про «зеленку на лбу». И пояснил, что это когда после расстрела голову уже мертвого преступника мажут зеленкой… Зато потом я долго вздрагивал, когда натыкался в аптечке на безобидный флакончик с этим лекарством.

Часть шестая Алма-Ата порочная