Никита понял, что их понесло и ушел. У колокольни он повстречал однокурсника и рассказал ему о сумасшедших друзьях в изоляторе. Тот, смеясь, объяснил ему, что ложка, которой нет, взята из фильма «Матрица». Никита нашел диск и после отбоя, подменив вахтера, посмотрел «Матрицу» на ноутбуке. Когда пошли финальные титры, он глубоко задумался, потом сильно испугался и не спал всю ночь. Он понял, что все пропало.
КРАСНОРЕЧИЕ ИГУМЕНА ТРАЯНА Часть 5
Гайда с Настоящим стояли в вестибюле актового зала.
– Ну же, ну же, – твердил Настоящий, – сколько времени?
– Еще десять минут.
– А-а-а… Десять минут, как мало, как мало. Слушай, я не смогу выступать, не увидев. Я так долго ждал!
В зал спешили семинаристы, некоторые из них приветствовали Гайду с Настоящим, но в вестибюле никто не задерживался, торопясь занять свободные места, которых стремительно убывало.
– Да они просто издеваются над нами! – воскликнул Настоящий. – Где же они?!
Гайда вытянул руку:
– Вот!
В коридоре показалась дружная группа улыбающихся семинаристов. У всех у них на ногах красовались синие больничные бахилы, надетые поверх ботинок. Настоящий начал хохотать, сгибаясь в три погибели. Гайда посмотрел на часы, охнул и поволок друга в зал. Они успели сесть на свои места за полминуты до прихода Владыки с Траяном. Парней в бахилах остановил перед дверьми дежурный помощник, Настоящий вытягивал голову, пытаясь разглядеть, что происходит, но ректор повернулся к большой иконе Спаса Нерукотворного, зал встал и начал молиться. После молитв ребят в бахилах уже не было у двери. Настоящий начал пихать Гайду в бок и шептать: «Ты видел?! Нет, ты видел, а? Умора…»
Гайда оценивал обстановку. Зал был полон до отказа, пришли все. Людей Пушко они видели за сорок минут до начала слушаний, те расселись по своим местам и выглядели уверенными в себе, за них можно было не беспокоиться. Не беспокоиться можно было и за Утлова, но не потому, что он был в порядке (за последнюю неделю он совершенно расклеился), а потому, что права говорить ему никто не собирался предоставлять. Была бы воля ребят, они вообще не пустили бы его в зал, но Владыка настоял. Теперь Егор сидел на сцене за одним столом с ректором и мелко дрожал, вглядываясь в огромную толпу черных кителей и подрясников перед собой. По правую руку от Владыки за отдельным столом сидел отец Траян, перед ним лежали кроваво-красные четки и больше ничего. Напротив проректора, по левую руку от Владыки сидели защитники, их стол был завален бумагами, и еще на нем стояли несколько бутылок минеральной воды. Гайда подумал, что Траян может решить, что они собрали к себе всю воду с соседних столов, но на самом деле они принесли ее с собой.
Ректор встал и, кратко поприветствовав собравшихся, напомнил всем, зачем они здесь собрались, призвал к спокойному и вдумчивому диалогу, повторил, что у каждой из сторон есть по три речи, причем после второй речи обвинения будет устроен краткий перерыв. После чего жестом пригласил говорить Траяна, а сам сел.
Поднявшегося проректора зал встретил легким гулом. Настоящий с Гайдой схватились за карандаши и враз стали серьезными.
– Ваше Высокопреосвященство, отцы и братья, – начал Траян. – Я надеюсь, что сегодня мы услышим и поймем друг друга. Я верю в то, что какое бы решение мы сегодня ни приняли, оно будет нашим общим решением и пойдет на пользу духовной школе.
После этих слов Траян сел на свое место.
Все молчали. Ректор вопросительно глянул на Траяна. «Я закончил», – ответил тот. Владыка удивленно-утвердительно кивнул и перевел взгляд на Настоящего с Гайдой. Те были огорошены. «Придумай что-нибудь», – написал на листке Гайда и пошел говорить первую речь от защиты. Настоящий нервно схватил бутылку с минералкой и залпом выпил половину прямо из горла. Гайда вышел на авансцену. Зал взорвался аплодисментами, перешедшими в мощную овацию. Настоящий схватился за голову – после спокойной и убийственно короткой речи проректора подобная реакция была откровенно странной. Гайда поднял правую руку, шум постепенно угас.
– Ваше Высокопреосвященство, – обратился Гайда с поклоном к Владыке. – Ваше Высокопреподобие, – Гайда поклонился Траяну и снова повернулся к залу. – Дорогие мои братья!!!
Зал снова взорвался аплодисментами.
Настоящий посмотрел на проректора, который начал перебирать лежащие на столе четки. Настоящий понял, что проректор знает о Пушко и его команде. Настоящему стало не по себе.
Гайда был превосходен. Он говорил о том, что каждый имеет право на ошибку. Друзья решили, что это будет темой их первого выступления – каждый ошибается, никто не без греха, даже святые падали. «Были ли безгрешны святые? Нет! Всегда ли праведно жили священнослужители? Нет! Миряне? Нет! – вопрошал у аудитории Гайда.– Может быть, монахи?». «Нет!» – кричали ему в ответ. «Епископы?» – «Нет!». «Был ли хоть кто-нибудь, кто смог ни разу не ошибиться?» – «Нет!». «Прожить без греха?» – «Нет!» «Без проступка?» – «Нет!» «Без падения?» – «Нет!»