Альма. Неотразимая

Амелия отодвигает его жестом, даже не коснувшись.

– Мадемуазель!

Она начинает подниматься.

– Выслушайте, мадемуазель!

На третьей ступеньке Амелия приостанавливается.

– Не хочу вмешиваться в ваши дела… – начинает Папийяр.

– Однако именно этим вы сейчас занимаетесь, – говорит Амелия.

– Позвольте дать вам совет повременить пару минут?

– Зачем?

– Дело в том, что испанец, похоже, не обычный клиент.

– Как его зовут?

– Родриго Маркес Валенсия! – гордо отвечает сидящий сбоку от них парень в белой рубашке.

Амелия разворачивается в полумраке лестницы.

– Похоже, этот пожилой господин располагает огромным состоянием, – продолжает Папийяр. – У него есть возможность заплатить золотом за оставшихся на вашем корабле невольников. Я знаю, что в последнее время переговоры у капитана Гарделя шли долго и нелегко.

– Вы подслушиваете под дверью?

– В этом нет нужды. Его яростные крики, должно быть, слышны даже на палубах полутора сотен судов, что мокнут перед городским причалом которые сутки.

Амелия колеблется. Она только что провела в море пять недель. Отчего же не подождать ещё немного? Ей также известно, что при продаже рабов золото – редкость. Обычно платят товарами и векселями, которые удаётся обналичить лишь через несколько месяцев, а то и лет.

– Присаживайтесь, – настаивает хозяин, придвигая стул.

Папийяр на всё готов, лишь бы Гарделю дали спокойно закончить сделку и все заполонившие его заведение наконец покинули трактир «У Милой Хозяйки».

– Если ваши люди вас ждут, я могу послать к ним кого-нибудь…

– Мои люди? – улыбается Амелия.

Сминая ткань юбки, она берётся за неё тремя пальцами, приподнимает подол, из-под которого выглядывают лодыжки, и начинает спускаться.

– Мои люди – это дама, сидящая на фортепиано посреди набережной Сен-Луи, в окружении нескольких дорожных сундуков. Да, пусть кто-нибудь принесёт ей лимонаду, пока она совсем не ссохлась от солнца. Её зовут мадам де Ло. Ни с кем не спутать.

Амелия наконец опускается на предложенный стул. Папийяр пятится к портьере и, отвесив несколько поклонов, исчезает.

Молодые люди напротив Амелии так и не шелохнулись. Во вновь наступившей тишине все трое лучше различают неровный стук над их головами, будто кто-то бьёт в пол молотком.

* * *

В комнате Лазаря Гарделя наверху кромешный мрак.

На окнах здесь деревянные решётки в мелкий ромбик. За несколько последних лет они вошли на острове в моду. Их называют «жалюзи» (то есть «ревность»). По ночам они пропускают в дом редкие прохладные дуновения с моря, а наружу – любопытные взгляды его нескромных обитателей. Однако Гардель приказал закрыть ставни. И вдобавок задёрнул занавески, чтобы ни один луч света не просочился.

– Так, значит, я покупаю шесть слоновьих бивней, сеньор Гардель, и всех оставшихся у вас невольников. Решено.

Старик говорит с сильным испанским акцентом.

– Однако не скрою…

Он сидит у столика, на котором покоится его шляпа и догорает свеча.

– …не скрою, что хотел бы просить вас ещё кое о чём.

Сидящий в другой, тёмной части комнаты Гардель пока не произнёс ни слова. Кажется, будто он бьёт пол тростью.

– Я ищу хороший корабль, – продолжает гость. – И много наслышан о вашем, друг мой. Но я не видел его в заливе. И никто не сумел мне ответить, где я могу на него посмотреть.

– Он не продаётся, – отвечает капитан сухо.

Щёки у покупателя-испанца чуть ввалились. На шее и между морщин видны мелкие порезы от неловкого бритья. Со стороны Гарделя по-прежнему доносятся удары об пол.

Посетитель смеётся и продолжает настойчиво:

– Видите ли, моя шляпа, что лежит на этом столике, тоже не продаётся. Как и двое моих слуг внизу. Однако всегда есть цена, за которую я бы их продал.

Ответа не следует. Стук приближается, вместе с тенью Лазаря Гарделя и его свистящим дыханием.

– В былые времена, – говорит испанец как можно непринуждённее, – лишь свою молодость да ещё, быть может, сестрёнку Карменситу я не продал бы ни за какие деньги. Но ни той ни другой давно уже нет на этом свете. Так скажите мне, за сколько…

Он вздрагивает. Капитан навис над ним: глаза слезятся, челюсти стиснуты, лоб пересекает болезненная складка.

– Замолчите.

В свете свечи видно, что правая нога Гарделя наполовину выстругана из свежей древесины и, подрагивая, упирается в пол трактира «У Милой Хозяйки».

2 Их спутанные вместе жизни

Внизу в трактир вошла, ни на кого не глядя, пожилая темнокожая женщина. Вытирая руки о передник, она быстрым шагом скрывается в кладовой. Выходит всё в том же грязном переднике, неся под мышкой прикрытую салфеткой корзину, и с явным неудовольствием говорит:

– Я же сказала, от меня будет больше проку в конюшне…

Хозяин идёт за ней по пятам и командует:

– Отдашь это даме на пианино, она посередине набережной! Как вручишь напиток, сразу назад!