Перед тем, как сказать о тех, кто подвел русскую армию к катастрофе, еще раз напомним, кто делал всё, чтобы ее избежать. Командир 3-го батальона Московского пехотного полка подполковник Соловьев был в числе немногих командиров, сумевших действовать не только самостоятельно, но и обдуманно. Оказавшись перед фронтом наступающей французской дивизии, он ни разу не подставил батальон под губительный огонь неприятельской артиллерии и стрелков, перемещаясь от одной складки местности к другой. Удивительно, но многие его роты вполне успешно действовали самостоятельно.
Получается, французам у Альматамака русские противопоставили вполне французскую манеру воевать. Очевидно, отсюда и сравнительно небольшие потери в батальоне. В конце концов, это не его задача — стоять насмерть.
Хотя в сложившемся на поле боя положении нужно было действовать и действовать, именно с этого времени князь, кажется, делает всё, чтобы сражение было проиграно. Когда уверенность французов в успехе сильно колебалась, он абстрагируется от происходящего и в виде стороннего наблюдателя разъезжает по полю, предоставив командование частным командирам. Встречаемых начальников Меншиков лишь расспрашивает о происходящем, не вмешиваясь в события. Лишь верный Панаев (если ему верить) пытается выиграть сражение.
К этому времени русская артиллерия перестала быть хозяйкой поля боя. Французы подняли на плато всю артиллерию двух дивизий и одну из конных батарей, доведя их общее число до семи. Первым почувствовал перемены Минский пехотный полк: «…сильный анфиладный огонь артиллерии и пехоты дал другой поворот сражению…» — это перед минцами развернулась первая из батарей Канробера, приведенная Хугенетом.
В наиболее досаждавшей французам легкой №4 батарее было выбито не менее половины орудийных расчетов (48 из 100 человек), больше половины лошадей, но на просьбу, направленную командиром батареи полковником Кондратьевым генералу Куртьянову выделить хотя бы взвод для помощи артиллеристам, был получен категорический отказ. Понимая, что, оставаясь на этой позиции, он может вслед за людьми потерять и пушки, командир батареи начал отводить их назад. Чувствительные потери понесли артиллеристы легкой №5 батареи, страдавшие от огня неприятельских стрелков.
Понеся значительные потери, два русских полка (Минский и Московский) вместе с артиллерией вынуждены были отойти на 400–500 метров, прикрывшись местностью. Их позиции были немедленно заняты французами.
Перед этим Брестские и Белостокские резервные батальоны при появлении перед их фронтом противника незамедлительно начали отступление к Телеграфной высоте. На это их спровоцировало не только бессмысленное, как казалось многим, стояние под пулями (на самом деле их никто и не видел за дымом от горящей деревни), а в большей степени то, что в момент атаки дивизии Канробера и подошедшей дивизии принца Наполеона генерал Кирьяков (тот самый, который, по укоренившейся легенде, все сражение просидел в овраге, горюя об убитой под ним лошади) развернул непонятно откуда появившуюся у него Донскую батарею Ягодина, открывшую огонь в том числе поверх голов резервистов, и без того до предела напуганных происходящим и, судя по их действиям, находившихся в полной растерянности.
Досадно, что именно в это время отходившие стрелки поручика Култашова, уже штыками и прикладами отбивавшиеся от наседавших на них французов, пытались отойти к Брестскому полку, надеясь вместе с ним отбить атаку противника. Когда же Култашов дошел, наконец, до брестцев и, пытаясь зацепиться за них, развернул своих стрелков против французов, Брестский полк, как говорит «История Московского полка…», «…счел необходимым отступить, оставив московцев одних защищать эту позицию…».
Еще раз скажем слова благодарности поручику Култашову, одному из безвестных героев Альмы, у него хватило самообладания не броситься вслед за уходившими резервными батальонами. Может быть, только благодаря ему и его стрелкам молот французской атаки не обрушился на остальные батальоны московцев, давая возможность произвести перестроения.
Ну и несколько слов вслед покидавшему своих солдат генерал-майору Куртьянову: оказавшись тяжело раненым, он ушел на перевязочный пункт и больше его никто на Альминском поле не видел. Общее командование Московским пехотным полком принял на себя командир 3-го батальона.
Но пока еще Соловьев этого не знает. 3-й батальон Московского полка, не успев выйти к своему полку, был вынужден занять обособленную позицию восточнее Телеграфной высоты{478}
— и «…правый фланг Московского полка оказался обнаженным, вследствие чего полк должен был еще податься правым флангом назад».{479}