Потом, когда мы все сидим за обеденным столом — и мама тоже сейчас с нами сядет, — выясняется, что совсем не так-то просто господину Вейльхенфельду уехать из нашего города. Представители власти чинят ему препятствия, говорит мама и приносит жаркое, правда, самой ей нельзя его есть, можно только маленький кусочек попробовать. (Потом она даже два попробовала.) Каждый день теперь можно видеть, как он, бледный как смерть, своими мелкими шажками, но торопливо и целеустремленно проходит по боковым улочкам. К ратуше, господин Вейльхенфельд, быстрее! Потому что это ему следовало бы сделать еще несколько лет назад: попытаться собрать документы на выезд. Теперь они сделают все возможное, чтобы усложнить ему это, говорит отец, которому из-за тифа тоже часто приходится ходить в ратушу, но в другое крыло. Он должен ходить в
Но ведь тогда он еще вообще не хотел уезжать, говорю я отцу, тогда он ведь только что приехал.
Вследствие ошибочных представлений, говорит отец. Ему, наверное, не очень-то хочется жаркого, как и нам.
Так что все мы сидим и нюхаем пар, поднимающийся от наших тарелок, и, вместо того чтобы есть, напоминаем друг другу о том, как он сразу после приезда вследствие ошибочных представлений целыми днями ходил по городу и со всеми здоровался, чтобы у нас