Когда охапками цветы крадут у лета,Передо мной встают неясные чертыИз пышного сибирского букетаРомантики, любви, трагедии, мечты —Так понимаю я таежные цветы.О том и хочется сказание поведать.…В пределах иноземных и во времена,Которым суждено Сибирь изведать,В дружине Ермака душой слыл Сарана,Друг сотоварищам, врагам – сам сатана.Дружина местным племенам вред не чинила,И те встречали дружбой, миром казаков.Сибирь тем временем по-волчьи вылаОт жадных плеток и безжалостных подковОрды, чья алчность не знавала берегов.Иван же Сарана в краях, где появлялся,Учил братов поля пахать, бросать зерно —Тем от тоски по Родине спасался.Сражался, пил, кольчужное латал звено —Все получалось «щиро», «гарно» и «зело»[3].Певун, плясун, рассказчик, озорник чубатый,Он белку на лету без промаха разил.За буйну голову Кучум проклятый,Ордынец злой, богатый, каждому сулилМешок со златом, лишь бы Сарану сгубил.Иван про это знал. Бывало, он смеялся:– В рубашке я родился. Час тот не настал,Чтобы казак врагу за так достался…Но дух предательства монетами мерцал,Шагал вослед и к сотоварищам пристал.Однажды, силы потеряв в бою неравном,В тайге у речки крепко спали казаки,Не ведая о замысле коварном.Кучумовцы напали, словно волчаки,И замелькали злобные ножи-клыки.Совсем не многим казакам спастись случилось.Ивана Сарану настиг последний час.Но кровь его огнем в траве светиласьИ дивными цветами утром обратилась —Саранками.Таков о них печальный сказ.А вдруг и правда нечто наше после смертиНаходит жизнь в цветах и росами горит?И можно ль эту тайну соизмеритьС привычной догмой: все уходит под гранит?..А где-то в вазе утренний букет стоит.