Альманах «Российский колокол» №3 2020

Задремываю…
В полусне внезапно
мне три плюс три, а маме – тридцать три.
Мы в Сочи. Мы уедем послезавтра
в осенний серый Киев… «Ма, смотри,

какие листья падают на гравий!»
Оранжево-малиновый гербарий
я привезу в подарок школе… Бриз
их шевелит, кружит… Сто первый лист
молю ее поглубже спрятать в сумку,
уж та полным-полна, и, пряча взор,
мать тайно потрошит ее – в упор
не видя на моей мордашке муку,
отборный ворох возвращая в сор…

Она – мулатка, мама… Не загар ли
тому виной? Нет-нет, густой копной
обрывки жженной плиточной спирали
клубятся у нее над головой…

(Сравнение могло быть и пометче:
ее курчавость проволочной мельче
и металлических витков полегче…)
Она застыла на скамье, одна,
курортным отдыхом опалена,
на ней был белый сарафан, и плечи
жглись парой фитильков из белой свечки…

Я любовалась ею, мной – она…
Невесть откуда взявшись, некий сударь
присел на краешек ее скамьи:
по-царски прям, Романов впрямь, стиль, удаль
угадывались в нем, вмиг безрассудно
я избрала его главой семьи.

Он не кивнул нам, не взглянул и мельком
на женщину, которой так под стать
пришлась покатость парковой скамейки,
не расхвалил ей дочь пред тем, как встать…

Не юн, не стар, но, с тростью не по моде,
он был одет не по погоде в плащ —
киношный лорд… Он думал: «Дождь? Нет, вроде
безоблачная синь!.. Зенит горящ!»

Он не сказал нам «здравствуйте!». Назавтра
в курсовочной столовой нашей завтрак.
Мы оказались за одним столом.
Мы ели: мама – молча, я – с азартом,
куражась, хохоча с набитым ртом,
за вилку взвитую цепляясь бантом…

Мы были за столом – как за бортом…
Бог нас не спас… Лорд настоял на том…
Она была красивей, я – отважней…
Дендрарий, полный листьев, стал бумажней…
Ей – сак, мне – узел из подстилки пляжной,
как будто мы готовили побег.
Из Сочи мы уехали с пропажей
былой любви друг к другу и к себе…

8

Спохватываюсь…
Пестрая орава
вещей, вещиц въезжала в Тель-Авив,
они держались цепко – вида вид,
при выгрузке паруясь – се ля ви!
Нашествие любви! Любви облава!
Нагромождение любви!!!

9

Толпа шумела,
шаталась, жалась, превращалась в ком…
А ты был не таким, как все кругом.
Ты был в толпе последним из шумеров,
владевших клинописью как клинком,
из тех поэтов, что своим стихом
всего острей самих себя увечат.

В тепле толпы дозрела наша встреча.

Автобус твой причаливал к толпе
не с севера, как мой, а… с Междуречья!..
Чтоб в центре рынка – в гуще человечьей —
меж стоп твоих застрять моей стопе…

10