Алмарэн

- Привет, - заговорил я, и она вдруг вздрогнула, подняв испуганные карие глаза, - что у тебя можно на один серебряник купить?

Она так долго и странно на меня смотрела, что не сразу ответила. Я даже подумал, что она немая, и придется объясняться на руках.

- Ах, одну розу, господин, - хрупкий голос надломился, словно она очень долго плакала. У меня так было в детстве, когда я только попал к Алме.

- Что ж, давай.

Она наклонилась к цветам, и выбрала одну, ярко-алую, словно кровь. Завернув ее в бумагу, и обмотав блестящей лентой – передала мне.

Теплые глаза цвета опавшей осенней листвы, под которыми пролегали багровые синяки, еще раз отчаянно взглянули на меня, пытаясь что-то найти.

- Вы хотите что-то мне сказать?

Она затрясла головой, и сильнее укуталась в свои обмотки, которые выдавала за одежду. Не знаю, что с ней, но я пошел дальше, как бы не было мое желание, остаться с ней, и выяснить, что не так. Я вряд ли смог ей помочь.

Но тут до меня колокольчиками донесся ее голос. Голос, принесенный резким порывом ветра.

- Калеб!

Я обернулся, и увидел отчаянную девочку, смотрящую на меня.

Не успел я заметить, как воспоминания об этих глазах, о темных, как шоколад волосах, захлестнули мои мысли.

- Ханна? Это ты?

Бросив свои цветы, путаясь ногами в юбке, девушка бросилась мне на грудь и заплакала.

- Где ты был?! Где ты был, дурак!

Через полчаса я уже сидел за старым дубовым столом, и пил странного вкуса чай, сваренный Ханной, которая, устроившись напротив, внимательно наблюдала, как я грызу сухарь.

- Ты так вырос, - прошептала она себе под нос, улыбаясь, - я думала, больше никогда тебя не увижу.

- Прости, - я отставил это поило очень осторожно, чтобы не обидеть хозяйку дома, - я все еще плохо помню том, что случилось. Как ты оказалась здесь, в этой лачуге, совсем одна. Сколько тебе лет? Тринадцать?

Она нахмурила густые брови и надула щеки. Лучше так. Мне не нравилось, когда она грустила.

- Вообще-то пятнадцать! Я старше тебя на год, глупый братец!

- Ладно-ладно, прости еще раз. Так что случилось тогда? Расскажи мне, я хочу знать.

Ее тонкая, порезанная об шипы ладошка лежала на столе. Сев с ней рядом, я взял ее руку в свои, принялся греть. Она даже вздрогнула от этой ласки, как напуганный олененок.

- Тогда, - слезы вновь подступили, но она их быстро смахнула, сжав мою руку, - ты помнишь, что мы дети бывшего мэра?

- Я ничего не помню.

- Тогда, расскажу с самого начала. Наша мама была дворянкой, но умерла от тифа, когда мы были еще детьми. А папу как раз выдвинули на пост мэра. Люди его любили. Вот только на кораблях стали приплывать странные купцы в наш город. Товар сомнительного качества предлагали. Даже, говорили, рабством не брезговали. Папа тогда и решил их лавочку прикрыть. Папа давай угрожать. Они ему, мол, еще раз сунешься, мы от твоих детей костей не оставим. Папа посчитал это всего лишь глупыми словами. И тогда… ты пошел играть на берег. Я пришла, - ее грудь содрогнулась, но она снова удержала плач в себе, - а они тебя держат вдвоем, что-то про отца кричат, «поплатится старый дурак, поплатится!» и скинули тебя прямо с обрыва, вниз, в океан.

На этот раз силы покинули ее. Она снова уткнулась носом мне в подмышку и заплакала. Я не придумал ничего более утешительного, как погладить ее по волосам. Жизнь с монстром отучила меня от сантиментов и умения утешать. Я ни разу не делал подобного с Алмой.

Красная роза стояла в вазе.

- Потом, - Ханна взяла себя в руки, - отец как узнал, что они сделали с тобой, взял ружье, и пошел. Там же, на берегу, они и его убили. Потом уплыли. А виновных так и не нашли.

- Но, - история не из приятных, однако меня волновал другой вопрос, - что они сделали с тобой? Почему ты одна? Здесь?

Она молча смотрела в стену.

- Ханна, - жестче произнес я, отталкивая ее от себя, и чеканя следующие слова, - что они сделали с тобой?

Улыбка дрогнула на обветрившихся губах.

- То, отчего меня замуж никто никогда не возьмет, братик. И не нужна я никому, такая вот. Продаю себе цветы, да живу в нашем старом обветшалом доме. На жизнь хватает.

Как я мог любить людей, наивный дурак. Как я мог забыть, какие они. Как мог запамятовать, как нашел раненую Алму с копьем в груди. Они же и хотели меня убить. Они издевались над моей сестрой, застрелили отца. Каждый в этом городе виноват перед ней. От своих утренних мыслей захотелось отторгнуть проглоченную пищу.

- А ты, - сестра дернула меня за край рубашки, привлекая внимание. Я уже думал о том, как сожгу это место, - как жил ты?

- С чудовищем, Ханна, - я недолго думал, что ответить, - Слышала об Алме? Точнее, об Алмарэн?

Девушка даже отпрянула.

- Правда?! Она тебя не съела?

Хотела. Но не смогла. Не смогла сделать то, то сделали люди.

- Нет, она хорошая. Я как-нибудь вас… слушай, а не хочешь пойти со мной?

- Что? – испуганно спросила сестра, - нет, я не пойду. Лучше ты оставайся.

Если бы я мог.

- Прости, - я снова дотянулся до сестренки и поцеловал ее в макушку, - мне надо вернуться. Ты как тут, сейчас тебя не обижают?

Она даже улыбнулась.