Алмарэн

С ней охота была всегда удачной, потому что даже оленя она убивала с одного удара лапой, а я гнался за ним с копьем весь день, и в итоге уходил ни с чем.

- А почему ты не летаешь днем? – спросил как-то, натачивая копье, - не хочешь, чтобы тебя видело много людей?

В это время Алма лениво развалилась на большом камне, грея косточки и закрывая крылом сапфировые глаза.

- Нет. Просто не люблю день. Жарко.

И опять я ей не поверил. Она редко мне врала, а если это делала, морщила нос, и отводила пристальный взгляд в сторону. Ну, не хочешь говорить – не надо.

- Кстати, - от нахлынувшей мысли я бросил заточку, - где зима?

- Не поняла вопроса.

- Ну, тут все время лето. Ни осени, не весны.

Она перевернулась на спину, подставляя солнцу пузо.

- Тебе не нравится тепло?

Иногда ей все-таки не хватало человечности.

- Нравится, но хочется разнообразия. Ты же управляешь погодой в этом лесу, верно? За пределами леса ведь сейчас зима, если мне не изменяют подсчеты.

Мое дерево снизу почти все было увешано веточками. Вот подрасту еще – буду вешать еще выше.

Ей очень не нравились разговоры о способностях, и вообще о ней самой. Будто у нее низкая самооценка. Интересно, Алме вообще известно, что такое самооценка?

Чаще, говорить с ней было легко, а иногда наш диалог заходил в тупик недопонимания.

- Ладно, - это новое слово она взяла у меня, - будет тебе зима. Завтра. Готовься защищать свое хрупкое тело от холода, человечек.

Вот и выяснили правду. Она просто не хотела, чтобы я замерз. И, конечно, этот острый язычок никогда такого не скажет.

- И охотится в снегу тяжелее.

- Знаю. Но зато следы видно. До тебя я помню зимы, Алма, не надо мне тут инструктаж проводить.

Сузив глаза, она фыркнула, и повернулась ко мне… хвостом.

Обещания она всегда выполняет, и только я открыл глаза у своего теплого уголка в пещере, и пошел ополоснуться в небольшое пещерное озеро, как понял, что в нем плавают льдинки. И вода ледяная.

- Бр-р-р, - вздрогнул я и сильнее укутался в овечью шкуру, - пойду-ка я назад к огню.

У выхода сидело мое чудовище, и хитро ухмылялось, виляя хвостом.

А на нашей поляне играла пурга.

Мои овощи! Я совсем забыл!

Наскоро одевшись, и накинув кучу шкур, я выбежал на улицу, спасать картошку, капусту, морковь, и промерзшие помидоры.

- Что же ты такое! – крикнул я Алме, махая морковкой в руке, - могла и предупредить! Весь наш урожай под хвост медведю!

- Твой, - вежливо поправила она, - твой урожай. Ты же хотел зимы – пожалуйста.

А вид довольный-предовольный! Как у нажравшейся кошки.

- Ты ведь тоже ешь картошку!

- Да, но она под землей. Ей ничего не будет.

- Ух, - замерзшими руками я собирал последнее живое в своей грядке, - зря я тебя языку научил!

Она замурлыкала, подражая смеху.

На дереве, еще покрытом листьями, замерзли мои ленточки.

Через сугробы, вернувшись обратно, я и мой урожай расположились у костра, греться. На Алму я даже не глянул, когда заходил. И молча сидел.

Своим монстрическим чутьем это существо почуяло, что я недоволен, и незаметно пододвигалось ко мне, невзначай любопытно фыркая.

- Что ты, Рэн, - по имени она тоже звала меня редко, - сам же хотел.

Да, очень хотел, чтобы ты загубила мои труды.

- Не боишься, что твой лес погибнет из-за резкого перепада температур?

Она почти вплотную приблизилась к костру, и в ее черных зрачках заиграли языки пламени.

- Пока я жива, ничего в этом лесу просто так не умрет. Все должны пройти круговорот жизни в полной мере. Родиться, вырасти, дать потомство, состариться, умереть.

Моя злость тут же улетучилась. Знать о ней больше – было чуть ли не целью моей жизни.

- Кроме тебя, верно?

Она недолго задержала взгляд на мне, думая, говорить дальше или нет, а потом снова повернула голову к огню.

- Пока да. Но когда-нибудь и меня не станет. Как и всех. Я тоже часть этого большого круговорота.

- И тогда, лес погибнет?

- Погибнет, - выдохнула она, - И через несколько десятилетий вырастет другой, и беречь его будет другое чудовище, а не твоя Алма.

Не дожидаясь моего мнения, она поднялась, расправила крылья, и чуть разбежавшись, поднялась в небо, в свой ритуальный облет. А на снегу остались только большие следы, с выраженными когтями.

****

На сооружение теплой одежды ушел целый день. Но Алма где-то умудрилась добыть мне теплые сапоги и немного лисьих и волчьих шкурок, из которых я соорудил тулуп и шапку.

И только на второй день своей зимы я пошел на охоту.

Выбираться из ямы стало чуть проще, из-за промерзшей, крепкой земли, но сложнее из-за плотной одежды.

Снег захрустел под ногами. Этот звук, он так мне знаком. Кажется, в детстве, я играл с детворой в снежки. И еще с какой-то девочкой, причем довольно часто. Уже не помню, кем она была, да и это не важно. По людям не особо скучалось. Мне всегда было чем заняться – я читал, занимался садом, разделывал дичь, говорил с Алмой, охотился.

Но по ночам мне снились люди. Они смеялись, говорили со мной, звали к столу, мы танцевали и обнимались. Все эти человеческие вещи ушли из моей жизни.