Алмаз

Но девушка даже не услышала оскорбительный подтекст своих слов, и продолжила:

— Ты уверена, что у тебя не двойня? Или не новый состав «Адмас»? — не упустила случая подшутить надо мной.

— Нет, — рассмеялась, — там всего один человечек, — погладила свой живот.

— Какой он, наверное, здоровый! — искренне удивилась девушка.

Я не могла не смеяться над ее словами, а вот ее парень, похоже, злился, что та заставляет его чувствовать себя неловко.

— Анют, — взял свою неуемную вторую половинку за руку, отрывая от «оскорбления» меня, — я люблю тебя больше, когда твой рот закрыт.

Ее лицо посветлело от признания в любви, но как только дошел смысл фразы целиком, она воскликнула:

— Да что я такого сказала?!

— Ты поймешь, когда сама забеременеешь, — сказал Олег, будто не своим голос и куда-то в сторону.

— Не каркай! — Аня все равно услышала его замечание и толкнула любимого плечом.

Олег же ее нежелании иметь детей прямо сейчас расценил как камень в свой огород.

— Ты не хочешь от меня детей?

В этот момент у Ани, наверное, пролетела перед глазами вся их совместная жизнь с Олегом: свадьба, дети, внуки.

— Даже не думай, я не собираюсь рожать тебе детей! — подвела под всем этим итог.

И тут началась перепалка с выяснениями отношений, где признания в любви летели вместе с проклятьями и пожеланиями катится к черту. Я с улыбкой, будто смотрела любимый комедийный сериал, наблюдала за ними. Не хватало только попкорна. Все-таки в чем-то эти двое остались прежними.

Друзья друзьями, но больше всего от одиночества меня спасала моя семья — мама и брат. Первая, судя по всему, вспомнила те времена, когда я была маленькой, и ухаживала за мной как за беспомощным ребенком. Даже здорово было снова почувствовать себя беззаботной девочкой, особенно когда в ближайшем времени мне самой предстояло стать матерью и навсегда забыть покой и сон. Я наслаждалась последними днями свободы.

Сразу по приезду, я заметила, как Максим изменил свое поведение по отношению ко мне. Думаю, он просто не представлял, как обращаться со своей беременной младшей сестренкой. Он больше не подкалывал и не издевался, и даже не грозился закопать Костю заживо за то, что я буду матерью-одиночкой.

Костино имя негласно в нашем доме было под запретом. Думаю, мама не заводила разговор о нем, чтобы лишний раз не ранить меня и не провоцировать Максима. Но это не значило, что я не слышала его. Напротив, чаще, чем бы хотелось.

Честно сказать, из мамы никогда бы не вышел шпион, потому что «ловко и незаметно» это не про нее. Не могу сосчитать, сколько раз заставала ее за телефонным разговором с Костей. Она не обращалась к собеседнику по имени, но по контексту я доагадывалась, что на том конце провода именно он.

Такой близкий и такой далекий.

Мама в подробностях докладывала ему о каждом моем шаге, настроении и любой незначительной мелочи, касающейся меня или ребенка. Не имела права винить Костю в желании быть в курсе здоровья собственного ребенка, как и маму, которая просто хотела помочь. Поэтому я прощала ей маленькую ложь, и делал вид, что я не в курсе.

Хотя я сама была ничем не лучше этих конспираторов. Я всегда была на связи с Ольгой Алексеевной и Андреем. Я боялась, что мой отъезд может спровоцировать у Кости срыв, и он пойдет в разгул, снова вернувшись к тусовкам, попойкам и наркотикам. Незримо я контролировала его жизнь, хоть больше и не являлась ее частью.

К моему успокоению по заверениям Андрея у Кости все было в порядке, и мне не стоит волноваться о таблоидах, что на каждом шагу трубят о том, что «группа «Адамас» распалась, а ее основатель и фронтмен в творческом кризисе, и его ждет скорое забвение».

Напротив, Андрей говорил, что у Кости много творческих идей и планов на будущее и что он круглосуточно работает над многочисленными проектами. Я была рада за него, правда, опасалась, что этот его трудоголизм форма саморазрушения — нагружать себя работой, чтобы забыться. В этом тоже нет ничего хорошего.

‒ Надеюсь, он не собирается бросить музыку? — озвучила свой самый большой страх, когда в очередной раз разговаривала с Андреем по телефону. — Пожертвовать своей карьерой ради наших отношений не выход. Он ведь понимает это? Я никогда не ставила его перед выбором, потому что и так знала, что он выберет меня.

— Тогда в чем дело? — Андрей не видел веских причин для нашего с Костей расставания и строил догадки, безуспешно силясь понять мою женскую логику. — Что за женские капризы?

— Я ушла не для того, чтобы проучить или чего-то добиться от него, просто думаю, что врозь будет лучше. Нам всем, — хотя в первую очередь думала о ребенке.

— Не знаю, чего вы оба добиваетесь, — сдался Андрей, — но вот смотрю на вас, обалдуев, и пока что-то не вижу, чтобы кому-то стало «лучше». Пока только хреново, — уверена, что у него было припасено словцо покрепче, но он сдержался.

— Когда-нибудь должно стать легче, — по крайней мере, я надеялась. Мне нужна была эта вера. Только мысль, что боль не бесконечна, и рано или поздно отпустит, давала мне сил жить дальше. И, конечно, моя «новая», совсем иная любовь.