Алмаз Чингиз-хана

Быстро вытянув веревку, Мещерин обвязал её концом оба ружья. Пищали были заряжены, и их следовало опустить с предельной осторожностью, стараясь избегать ударов о стену. После чего лезть самому, на весу отвязать ружья и бросить их Борису, спрыгнуть за ними. Он бы так и сделал, но двенадцать граней плашки и изображение свиньи имели какой-то почти очевидный смысл, дразнили его возбужденный из-за тяжёлого и короткого сна ум. Он так легко догадался о месте входа к сокровищнице, что ему казалось, вот-вот и он разгадает остальные загадки, стоит только еще разок внимательно посмотреть на рисунок. А внизу Борис не даст ему этого сделать, будет торопить… Соблазн оказался слишком велик, и золотая плашка вновь засияла на его ладони.

Внизу теснины его ждали напрасно. Он не желал отзываться на встревоженные крики Бориса и Насти, тем более что собаки затихли, не подавали о себе знать. Слова отгадки последних загадок как будто уже звучали в его ушах, надо было лишь вслушаться, что они означают. И тогда, наконец, удастся подобрать ключ ко всем вопросам. Им овладела страсть игрока, которому чудится, что именно сейчас и должно повезти.

Появление осатанелых от бешенства овчарок было для него полной неожиданностью. Ощерив клыки и рыча, они прыжками бросились прямо к нему, как будто намеревались вцепиться сразу в горло. Он непроизвольно укрылся руками и отпрянул, сапогом нечаянно зацепил, столкнул в обрыв связанные ружья. Только суровый оклик старшего сына главы рода монголов, который показался за изгибом пологого гребня, спас Мещерина от участи быть растерзанным клыками волкодавов.

В падении с обрыва ружья потащили веревку книзу, гулко застучали по скальным неровностям, и одно их них от удара о стену пальнуло. Борис вовремя извернулся и отскочил под уклон нижней части стены: пуля разбила полоску щебня в том самом месте, где он стоял перед этим. Ружья зависли, болтались над ним и Настей, а собаки выглядывали сверху, надрывались лаем удовлетворения, как если бы загнали в западню своего злейшего врага и были уверены, что тому не уйти. В подтверждение худших опасений Бориса в теснине появились одетые в грубые обтрёпанные халаты воины рода, человек десять, которые быстро пробирались по каменистому дну. Он схватил девушку за руку, увлек за собою в другую сторону. Однако пробежать им удалось не больше сотни шагов. Из-за заворота навстречу вышли трое лучников с натянутыми тетивами охотничьих луков. Сабля Бориса, будто сама собой выпрыгнула из ножен, в невероятном мелькании сбила одну свистящую на лету стрелу, другую, третью. Сверху обрыва раздался гортанный недовольный выкрик, и лучники больше не стреляли. Но из засады выскочили другие воины и, обнажив сабли, кинулись на беглецов, надрывая глотки победным рёвом, который заполнил теснину, разнёсся по ней многочисленными отзвуками. Отступать было некуда, так как сзади приближались, шумели их узкоглазые сородичи. Борис подтолкнул девушку в углубление в стене, прикрыл его своим телом и приготовился драться насмерть. В левой руке он сжал охотничий нож, правой направил к противникам смертоносное жало сабли.

Оба отряда монголов встретились напротив беглецов, выстроились плотным, ощетинивающимся разным оружием полукольцом, наглядно показывая, что преследуемым ими мужчине и девушке уже не вырваться из окружения. Но грозный облик Бориса лишал храбрости самых ловких воинов. Наслышанные о его подвигах, они не решались напасть первыми.

Сзади воинов раздался суровый возглас приказа, и они расступились перед средним сыном главы рода вождей племени. По знаку вскинутой им руки, дополненному новым распоряжением, воины беспорядочно рассыпались, открыли Бориса трём лучникам и стали подбирать щебень и камни. Лучники с разных мест полукольца целили противнику прямо во вздувшиеся от напряжения мышц грудь и живот, как будто именно в изображении дракона была его жизненная сила, а остальные изготовились забрасывать его камнями.

— Ты не сможешь отбить и камни и три стрелы, если их выпустить разом, — предупредил его средний сын главы рода.

Он ждал, пока Борис поймет всю безвыходность своего положения.

Борис, наконец, медленно опустил саблю, отбросил ее и нож в стороны. Они звякнули о камни, и их тут же подобрали. Он сложил руки на груди, давая понять, что не сдался, а вынужденно подчинился обстоятельствам, и невольно вызвал уважение у приближающихся к нему вооружённых преследователей.