Алмаз - камень хрупкий

— Скорблю, — говорит долгополый, — о горе твоем. Гложет душу твою грешную червь сомнения. А избавление от дум тревожных обрящешь через покаяние да молитвы господние.

— Не в ту сторону, отче, удочку забрасываешь. Говори толком: зачем пришел?

— Что ж, коли по-деловому — можем и по-деловому. Зная про ваши затруднения в отношении тумпазов винно-медовых, предлагаю чудо. Вы мне сдаете дымчатые, а на другой день получаете золотистые. Есть у нас в алтаре икона такая чудотворная, из Суздаля привезенная, великомученицы Варвары. Она все может, не то что камню какому цвет переменить, а из грешника праведника сделать. Но только уговор: по полтиннику за каждый тумпаз. Кесарево — кесарю, а богово — богу.

Хотел было господин Коковин прогнать дьякона из дома, да постеснялся — сан-то духовный. Дал ему, чтобы отделаться от непрошеного гостя, пяток дымчатых топазов и вежливо проводил до калитки.

На следующий день, как только отзвонили после заутрени, подходит Волоколамов к открытому окну спальни директора и кладет на подоконник пять золотистых топазов.

Глянул Коковин на камни, в руку взял: холодные — неподдельные, значит. Что за притча? Уплатил, как сговорились, и сразу целую сотню дымчатых отвалил, да на всякий случай, чтоб не подменили, па трех камнях зарубки алмазом сделал.

Через два дня обратно полностью получает, и три с пометками. Все топазы один в один винно-желтые, чистые, прозрачные. И куда это дым — туман девался из каменьев — непонятно. Может, и в самом деле чудо какое? Сдал Коковин дьякону еще сотню, потом другую, третью и деньги по уговору платит. А в какую статью расходов их записать — не знает. Не на Варвару же великомученицу!

Волоколамов тем временем богатеть стал, сад фруктовый с флигелем у соседа откупил, дом забором тесовым обнес, фасад охрой покрасил, чтобы про цвет желтый завсегда помнить.

Много денег — Коковин дьякону выплатил. Обидно. Стал он доискиваться, каким манером Волоколамов цветопревращение делает. С аптекарем познакомился. Спрашивает:

— От чего дьякон и дьяконица лечатся и какие лекарства у вас покупают?

— Они, — говорит аптекарь, — люди здоровые, и он бугай бугаем, и она розовая да пышная, как яблоко наливное. Только Аграфена Дмитриевна растяпа. Вы не слыхали, как она серьгу потеряла?

— Какую серьгу?

— С дымчатым топазом. Пекла она, значит, пасхальные куличи. Глянула случайно в зеркало, видит — одна серьга есть, а другой нет. Только что была — и нет. Перевернула Аграфена весь дом, всюду перешарила. Словно в преисподнюю подвеска провалилась. Не так дорога серьга, как подарок свекра. А на другой день, в Христово воскресенье, сели к столу… И моя племянница Настька там была. Разрезали кулич, а из него серьга выпала, да только от угольного жара дымчатый топаз, в тесте запеченный, в золотистый обратился. Одна серьга с дымчатым, другая — с золотистым! Чудеса!..

Глянул аптекарь на своего собеседника, а на том лица нет.

— Что с вами? — спрашивает.

— Ничего, ничего, — отвечает Коковин. — Я вспомнил, что кладовую с самоцветами не запер. — И, не простившись с аптекарем, домой ушел…

А все же погиб Коковин через один небольшой зеленый камешек. Через него он и чести, и жизни своей решился…

…Самоцвет-камень светлый, его трогать можно только чистыми руками, — так у нас на Урале старики сказывают.

Неподалеку от нас со звоном упала кедровая шишка и в туманной дымке костра промелькнула юркая фигурка белки. Иван Степанович подбросил в костер охапку хвороста и продолжал рассказ:

— Отзвенели в Петербурге подвески топазовые, а балы да танцы продолжаются. Только моды пошли иные — на костюмы да на опахала складные для наведения на себя прохлады. А чтобы руки у барышень не потели, ишь что модницы удумали — шары хрустальные!

Стали горщики по всему Уралу "погреба" с хрусталем отыскивать да струганцы, что покрупнее, честь по чести, сдавать директору гранильной фабрики Коковину. А тот после обточки, с фельдъегерями да курьерами разными, за тем присланными, шары эти хрустальные на тройках с бубенчиками отсылал в Санкт-Петербург. Он шары — ему благодарность; он шары — ему вознаграждения. Вот так и жил в почете да в холе господин Коковин.

Поднялся хрусталь в цене свыше всякой меры! Сказывали, что на ассамблее еще при Петре I не то англичанин, не то немец какой за подаренный ему шар хрустальный снял свой перстень с бриллиантом в три карата и князю Трубецкому поднес с почтением.

Горный хрусталь не только для бус и подвесок хорош, но и для поделок разных великолепен. У нас уральский Левша для курьезу самовар из хрусталя выделал. А Наполеон подарил музыканту Друэ замечательную по отделке великолепного тона флейту из горного хрусталя…