Алмаз, погубивший Наполеона

— Талейран был прав, сказав, что они ничему не научились и ничего не забыли.

11 СЕДЬМАЯ ФЕЯ ПОЯВЛЯЕТСЯ СНОВА

Памятуя о словах императора по поводу естественного хода событий, заключающегося в том, что живые существа и вещи в конце концов неизбежно разрушаются, я представляю себе, как карета Джона Лоу, отделанная бархатом и тяжелой золотой бахромой, покидает площадь Людовика Великого, с предшествующим ей бряцающим оружием войском, и знаю, что именно притаилось за углом, подобно горгулье, примостившейся на парапете. Я боюсь за этого шотландца, который, отрицая судьбу, позволил себе наслаждаться счастьем и даже высунул голову из кареты, чтобы летний дождь капал с золотой бахромы на его красивое лицо в оспинах.

Два года спустя после прибытия бриллианта во Францию Париж был переполнен и стремительно приближался к году 1719-му. Иностранцы из Англии, Нидерландов, Бельгии и Люксембурга и из немецких государств сражались за места в каретах, идущих в город, и спали на кухнях и чердаках, ибо надеялись, что Париж сделает их богатыми. Лоу видел молодых парней, переносящих путешественников на спине через грязь. Люди перевозили скарб на маленьких деревянных тачках, которые толкали перед собой перевозчики. Люди пробирались вперед, вытянув руки, прижимались к стенам домов, оскальзывались и падали, их переезжали и относили в морг. Карета Лоу ехала так быстро, что он не мог слышать, какую цену ломят в эту неделю точильщики и водоносы. И всегда все старались увидеть его, всегда. Если он улыбался, они покупали паи в «Миссисипской компании», если казался расстроенным, продавали. Когда он входил в гостиную, что теперь случалось редко, лорнеты взлетали к глазам и все начинали стекаться к нему, словно комната накренилась.

Над толпой высились обшитые серебром треуголки полицейских, подгонявших обычное отребье — бродяг и преступников, отбросы больниц и тюрем, женщин, которые могли продать только самих себя. К неудовольствию Лоу, даже эти самые подлые горожане не желали отправляться в его новый мир. Им было все равно, что он из воздуха воздвиг в Луизиане герцогства, графства и маркизаты и сделал себя герцогом Арканзаса.

Он проехал Булонский лес, где племя индейцев, вывезенное из Миссури, охотилось на оленя. Ночью они танцевали в Итальянском театре, и регент ездил посмотреть на них. Париж был влюблен в этих экзотических существ с их бусами, и кожей, и жесткими черными волосами. Их принцесса вышла замуж за французского солдата и была крещена в соборе Нотр-Дам (что не помешало ее племени, когда оно вернулось на родину, перебить всех французов).

Земли, которыми Лоу владел на Миссисипи, были во много раз обширнее королевства Франция. Он консолидировал национальный долг королевства и одалживал деньги короне и даже королю Англии, страны, которая приговорила его к смерти. Он контролировал Монетный двор и право чеканить монету, все общественные финансы, морскую торговлю, табачные и соляные доходы. Он был первым иностранцем до императора, который получил у нас такое признание.

Его банк стал королевским банком; Лоу получал огромную прибыль, но несколько утратил контроль. Его бумажные деньги были везде, не всегда обеспеченные золотом и серебром.

Каждое утро в восемь били в барабаны и опускались заграждения на улице Кинкампуа. Затем принцы и герцоги, графы и маркизы бросались с одного конца улицы навстречу своим собственным камердинерам, а также нищим монахам, лавочникам и лекарям в широкополых шляпах, бросавшимся с другого конца. Женщины поднимали подолы легких шелковых платьев и пачкали маленькие туфельки, утопая в месиве, доходившем до лодыжек, и бежали по узким грязным улицам. Расставив локти, напившись нового напитка, кофе, они покупали акции прямо под открытым небом, не соблюдая никаких правил. Какой стоял шум! Как пахло жарящимися гусями с улицы Медведя!

Именно здесь началась революция, потому что герцоги стали выходить из карет, и сам регент, сын Франции, торговал и наживался. Простые люди покупали наши личины — одежды, тяжелые от золотых и серебряных нитей, кареты, драгоценности, места в опере и одевали лакеев в ливреи с гербами, доселе невиданными. Они нанимали знатоков генеалогий и покупали титулы. Они гладили ладонями стенки новых шкафов атласного дерева, сработанных Булем и Крессентом, вешали новые гобелены на стену, ходили по ярким обюссоновским и савонрийским коврам, устилающим недавно положенные полы. Годы азартной игры научили всех алчности, и уже всего казалось мало. Восемьдесят лошадей, девяносто слуг, мгновенно возникший замок. Никаких тайн не оставалось — только деньги и остатки хороших манер. Однако не думайте, что они хоть что-нибудь понимали. Они дурачили только самих себя и других, им подобных. Тем временем принцы вели себя дурно, ибо гребли золото лопатами. И зачем бунтовать, когда всякий может сострить?