Алмаз раджи

– В зале есть топор, – продолжал Пул, – а вы можете взять кухонную кочергу.

Нотариус поднял это грубое, но внушительное орудие, и взмахнул им.

– Знаете ли вы, Пул, – проговорил он, – что мы с вами оба подвергаемся некоторой… э-э… опасности?

– Это так, сэр, – ответил дворецкий.

– Значит, нам следует быть откровенными друг с другом, – продолжал Аттерсон. – Мы оба говорим не совсем то, что думаем. Давайте объяснимся. Вы узнали человека в маске?

– Ну-у, сэр… он мчался так быстро и так вихлялся при этом, что я не могу поклясться, что точно опознал его, – последовал ответ. – Но если вас интересует, был ли это мистер Хайд, я скажу вот что: я предполагаю, что это был именно он. Видите ли, человек в маске был того же роста, что и Хайд, и двигался такой же походкой. Да и кто же другой мог проникнуть в дом через дверь лаборатории? Вы ведь помните, сэр, что в день убийства мистера Кэрью ключ все еще оставался у него. Но и это еще не все. Я не знаю, мистер Аттерсон, видали ли вы когда-нибудь этого самого Хайда…

– Да, – сказал нотариус, – однажды я беседовал с ним.

– Значит, вам известно, как и всем нам, что в этом господине есть что-то странное, такое, что поражает всех и каждого. Я не могу толком этого объяснить, но мне кажется, что при виде Хайда любого человека мороз до костей продирает.

– Действительно, я сам испытал нечто подобное, – заметил Аттерсон.

– Вот я и говорю, сэр, – подтвердил Пул. – Когда же этот, в маске, кинулся обратно в кабинет, словно испуганная обезьяна, я почувствовал, как по моей спине пробежал тот самый ледяной холод. Я знаю, мистер Аттерсон, что это никакое не доказательство, но у каждого есть чутье, и могу поклясться на Библии – это был мистер Хайд.

– Да, – скорбно кивнул нотариус, – я и сам этого опасался… Я верю вам, Пул, мне кажется, что бедняга Гарри убит, а его убийца – уж и не знаю, с какой целью, – поселился в доме своей жертвы. Скоро мы все выясним. Позовите-ка сюда Брэдшоу.

На зов явился лакей; он тоже был бледен и взволнован.

– Крепитесь, Брэдшоу, – сказал нотариус. – Я знаю, сложившееся положение глубоко огорчает и страшит всех вас. Но пришла пора положить этому конец. Пул и я приняли решение взломать дверь в кабинет. Если там все обстоит более или менее благополучно, я возьму на себя ответственность за наше непрошенное вторжение. Если наши подозрения справедливы, и какой-нибудь злодей, забравшийся в дом, попытается спастись через заднюю дверь, вы должны его остановить. Возьмите с собой кухонного мальчика, прихватите пару увесистых дубинок и станьте снаружи у двери лаборатории. У вас есть десять минут, чтобы все это проделать.

Когда Брэдшоу удалился, нотариус взглянул на часы.

– А теперь, – сказал он, – вперед, Пул!

Прихватив увесистую кочергу, нотариус двинулся к лабораторному флигелю.

Луна скрылась за тучами, и во дворе дома стало совершенно темно. Ветер, время от времени задувавший с улицы, заставлял плясать пламя свечи. Наконец они добрались до лаборатории, вошли в темный анатомический театр и стали терпеливо ждать. Где-то в отдалении глухо шумел Лондон, но здесь тишину нарушали только звуки шагов человека, расхаживавшего взад и вперед по кабинету.

– И так целый день, сэр, – прошептал Пул, – и даже большую часть ночи! Только когда из аптеки приносят новые образцы, он ненадолго останавливается. Истинно сказано: нечистая совесть гонит прочь сон и покой. О сэр, каждый из этих шагов свидетельствует о безвинно пролитой крови! Но прислушайтесь повнимательнее и скажите мне, мистер Аттерсон, положа руку на сердце, – разве это походка нашего доктора?

И в самом деле: шаги были странными – легкими, неуверенными, как бы слегка колеблющимися, хотя тот, кто ходил, двигался неторопливо. Они нисколько не напоминали твердую и уверенную поступь Генри Джекила, от которой, бывало, дрожал пол.

Аттерсон сокрушенно вздохнул.

– А больше вы ничего не слышали? – спросил он.

Пул многозначительно кивнул.

– Только однажды, – сказал он. – Там плакали.

– Плакали? В самом деле? – воскликнул нотариус, холодея от ужаса.

– Кто-то плакал в кабинете, словно обиженная женщина или погибшая душа, – ответил дворецкий. – И мне стало так тяжело, что я чуть было сам не разрыдался.

Между тем, десять минут истекли. Пул вытащил топор из-под груды соломы и поставил свечу на ближайший стол. Вместе, задыхаясь от волнения, они приблизились к двери, из-за которой по-прежнему слышались то удаляющиеся, то приближающиеся шаги, странно звучавшие в глубокой тишине.

– Джекил, – выкрикнул Аттерсон, – я хочу тебя видеть! – Он выждал несколько секунд, но ответа не последовало. – Предупреждаю, у нас возникли самые серьезные подозрения; я обязан тебя увидеть, и сделаю это если не с твоего согласия, то силой!

– Аттерсон, – ответил голос, – именем Бога, пощадите!

– Это голос не доктора Джекила, а Эдварда Хайда, – охнул нотариус. – Ломайте дверь, Пул!