Алмаз раджи

Жена моя была самой храброй, самой лучшей из женщин; по опыту я убедился, что эти качества далеко не всегда совместимы, а у нее редкое бесстрашие соединялось с чисто женской нежностью и глубоким обаянием.

Я рассказал ей обо всем, что случилось со вчерашнего утра, и, хотя щеки ее заметно побледнели, она сохранила полное спокойствие.

– Теперь вы видите, что мне ничто не угрожает, – сказал я под конец, – мне они не причинят зла. В противном случае, я был бы уже мертв.

Она положила мне руку на плечо.

– А я в это время крепко спала! – воскликнула она.

То, как она это сказала, привело меня в восторг. Я обнял ее и привлек к себе. Прежде чем мы опомнились, ее руки оказались у меня на плечах, и я поцеловал ее. Но и тогда ни слова не было сказано нами о любви. И сейчас я ощущаю прикосновение ее щеки, мокрой и холодной от дождя, и часто потом, когда она умывалась, я целовал ее, в память о том утре на морском берегу. Теперь, когда я лишился ее и в одиночестве завершаю свой жизненный путь, я вспоминаю нежность и глубину того чувства, которое соединяло нас, и это умеряет горечь моей потери.

Так прошло, быть может, несколько секунд – время для влюбленных летит быстро, – а затем нас вспугнул раздавшийся вблизи смех. Смех был не веселый, а натянутый, за ним скрывалось недоброе чувство. Мы обернулись, хотя моя левая рука все еще обнимала талию Клары, и она не пыталась освободиться, и в нескольких шагах от себя увидели Норсмора. Он стоял, опустив голову и заложив руки за спину, даже крылья его носа побелели от ярости.

– А! Кессилис! – проговорил он, когда я повернулся к нему.

– Он самый, – сказал я без всякого смущения.

– Так вот как, мисс Хеддлстон, – продолжал он медленно и злобно, – вот как вы храните верность вашему отцу и слово, данное мне! Вот как вы цените жизнь вашего отца! Вы настолько увлечены этим молодым джентльменом, что готовы пренебречь репутацией, законами приличия и самой элементарной осмотрительностью?

– Мисс Хеддлстон… – начал я, чтобы прервать его излияния, но он, в свою очередь, грубо оборвал меня:

– А вы помолчите! Я обращаюсь к этой девушке.

– Эта девушка, как вы ее называете, моя жена, – сказал я, и моя жена от этих слов только крепче прижалась ко мне. Я понял, что она одобряет мои слова.

– Ваша – кто? – выкрикнул он. – Вы лжете!

– Норсмор, – сказал я, – мы все знаем ваш бешеный нрав, но мне плевать на ваши оскорбления. Поэтому советую говорить потише: я уверен, что нас слушают.

Он оглянулся – мое замечание несколько остудило его ярость.

– Что вы хотите этим сказать? – спросил он.

Я ответил одним словом:

– Итальянцы.

Он грязно выругался и перевел взгляд с меня на Клару.

– Мистер Кессилис знает все, что знаю я, – сказала моя жена.

– А мне хотелось бы знать, – начал он, – какого дьявола мистер Кессилис явился сюда и какого дьявола он здесь намеревается делать? Вы изволили заявить, что женаты, – этому я не верю ни на миг. А если это так, Грэденская топь вас скоро разлучит: четыре с половиной минуты, Кессилис. У меня тут собственное кладбище для друзей!

– Итальянец тонул несколько дольше, – сказал я.

Он взглянул на меня, слегка озадаченный, и потом почти вежливо попросил рассказать все, что я знаю.

– У вас все козыри в этой игре, мистер Кессилис, – добавил он.

Я, конечно, согласился удовлетворить его любопытство, и он выслушал меня, не в силах удержать восклицаний, когда я поведал, как очутился в Грэдене, как он чуть не заколол меня в вечер высадки, и о том, что я узнал об итальянцах.

– Так! – сказал он, когда я закончил. – Теперь дело ясное, ошибки быть не может. А что, осмелюсь спросить, вы намереваетесь делать?

– Я думаю остаться с вами и предложить свою помощь, – ответил я.

– Вы храбрый человек, – отозвался он с какой-то странной интонацией.

– Я не боюсь.

– Так, значит… – протянул он, – насколько я понимаю, вы поженились? И вы решитесь сказать это мне прямо в глаза, мисс Хеддлстон?

– Мы еще не обвенчаны, – сказала Клара, – но сделаем это при первой же возможности.

– Браво! – закричал Норсмор. – А уговор? Черт побери, ведь вы неглупая девушка, с вами можно говорить начистоту! Как насчет уговора? Вы не хуже меня знаете, от чего зависит жизнь вашего отца. Стоит мне только умыть руки и удалиться, как его прирежут еще до наступления ночи.

– Все это так, мистер Норсмор, – нисколько не теряясь, ответила она. – Но только вы этого никогда не сделаете. Уговор этот недостоин джентльмена, а вы, несмотря ни на что, джентльмен и никогда не покинете в беде человека, которому сами же протянули руку помощи.

– Вот как? – сказал он. – Так вы полагаете, что я предоставлю вам свою яхту задаром? Вы полагаете, что я стану рисковать своей жизнью и свободой ради прекрасных глаз старого джентльмена, а потом, чего доброго, буду шафером на вашей свадьбе? Что ж, – добавил он с кривой усмешкой, – положим, вы способны поверить в это. Но спросите Кессилиса, он-то знает меня. Можно ли мне довериться? Так ли я безобиден и совестлив? Так ли я добр?