Орк подхватил хорька на руки, отчего лицо его исказилось, а колени дрогнули, но все же он сумел вытащить его на середину залы, подальше от падали. По длинному, гибкому телу зверя пробегала мелкая дрожь, он хрипло, с клекотом дышал… несколько минут все усиливающейся дрожи — и блестящая шерсть стала тускнеть, таять… и на месте хорька оказался высокий, окровавленный юноша, черноглазый и остроухий.
— Скорее, беги за цвергом… его нельзя отпускать… — он попытался встать, но с полувскриком-полустоном опустился наземь.
— Сам знаю, что нельзя. Ничего не поделаешь, мэтр Арколь, но искать крысу ночью — да жена меня со свету сживет за одну такую мысль. А ну-ка, давай сюда, — с этими словами орк потянул юношу вверх, помог ему встать и, цыкнув на высунувшего нос хозяина, почти отнес его в первую попавшуюся комнату. Уложил на постель, снял разодранную крысиными когтями одежду, крикнул в коридор, чтобы принесли воды и только тогда осмотрел собственный покусанный бок. Пока Крысолов промывал раны Арколя, смазывал их какими-то мазями из своего заплечного мешка, бинтовал спину и прокушенное насквозь плечо, тот молча терпел, иногда поскрипывая зубами. Когда же орк занялся собственными повреждениями, то ученик аш-Шудаха еле слышным голосом — столь поспешная трансформация отняла у него все силы, да и схватка оказалась нешуточной — спросил:
— Кому обязан жизнью, господин?
— Своему дару… и отчасти мне. — Орк закончил шипеть, как масло на сковородке, положил на уже не кровоточащий бок чистую полотняную тряпочку и примотал ее крепко-накрепко. Затем он сел рядом с Арколем.
— Меня зовут Сыч. О тебе я знаю от Хэлдара… лорда Лотломиэль; он просил присмотреть за тобой. Вот только припозднился я малость. Как понимаю, камень уже тю-тю… — и орк сокрушенно покачал головой.
— Ну ничего, — продолжил он, — не все еще потеряно. Если они не подчинят его, то, скорее всего, будут продавать. В общем, время у нас есть, а уж как мы его потратим — решать будем не сейчас и не здесь. Завтра найду для тебя повозку покрепче и отправимся зализывать раны. А ты молодец… не ожидал такой прыти от подмастерья, — и Сыч не смог удержаться от улыбки, уловив в глазах Арколя совсем мальчишеское самодовольство.
… Они промелькнули по ночному Ньерду как пара грязноватых теней, в одном из закоулков, у берега Каджи их поджидала лодка. Даже не вспомнив об оставшихся в гостинице собратьях, двое сбежавших уселись на весла и поспешили прочь. Потом была темная пристань, силуэты кораблей — на один из них они попали без малейшего труда. Как оказалось, обладатель грязных замшевых сапог был на нем шкипером. Фолькета проводили во вполне приличную каюту, велели не высовывать носа, пока не запахнет морем и оставили одного. Подарочек, рассудив, что лучше уж корабельные собратья, чем разозленный маг, хотя бы и подмастерье, улегся спать.
Корабль, несколько претенциозно названный первым владельцем «Покорителем бури» (крысы название менять не стали), снялся с якоря и направился вниз по Кадже, в Эригонскую бухту, а оттуда — в море Покоя, к Муспельским островам.
Глава тринадцатая. Ночной огонь
Дорога до Серебряных ключей оказалась достаточно длинной для того, чтобы новоиспеченные супруги смогли толком поговорить. Они ехали в довольно неуклюжей на вид, но неожиданно удобной карете весь день, остановившись пообедать в придорожном трактире. Почти все время до этой остановки Амариллис проспала, Риго не стал будить девушку, памятуя о ее усталости. Она сидела, прислонившись головой к подушкам, приоткрыв рот и изредка совсем по-детски вздрагивая во сне; муж накинул на нее легкую накидку и, высунувшись в окно, потребовал у возницы ехать поосторожнее. Однако после того, как Амариллис с завидным аппетитом проглотила обильный обед, Риго категорически запретил ей спать («А не то бука приснится… и кроме того, что ты будешь делать ночью, проспав весь день?») и, чтобы помочь ей превозмочь дрему, принялся рассказывать о своем детстве, об учебе в Арзахеле, о своей службе. Амариллис слушала того, кто в одночасье стал ее супругом, и потихоньку начинала понимать, как ей повезло. Риго, вопреки ее опасениям, не был ни размазней, всецело подчиненным папеньке, ни бездушным распутником, относящимся к жене, как к племенной кобыле, ни занудой-книгочеем. Напротив, он оказался любезным, остроумным, тактичным собеседником, и чем дальше они уезжали от Эригона, тем больше девушка надеялась, что сумеет поладить с мужем.
— …Так вот и получилось, что я привык почти всегда быть в разъездах. Сожалею, но тебе придется привыкать к моему частому отсутствию; кстати, а к чему ты вообще привыкла? я ведь немного знаю о тебе, хотелось бы исправить сие досадное обстоятельство.