Алмаз темной крови. Книга 2(неокончена)

— Главное, ничего не бойся. — Несколько назидательно произносит бог. — Он тебя не увидит… не почует… тихо… тихо…

Геран подошел к корням, наклонился, заглядывая внутрь. Пещерка — полутемная, пыльная, пустая. Ничего. Эльф выпрямился, постоял с минуту, глядя по сторонам, потом зачем-то еще раз заглянул под сухие сосновые корни.

— Уходи… — Гарм прикасается пальцем к отражению эльфа, заставляя его расплываться, терять четкость очертаний. — Поищи еще где-нибудь, остроухий. Не здесь. Слышишь?

Гарм опускает руку в воду, разбивая всю картинку, разбрызгивая ее. Потом откидывается на спину, закладывает мокрые руки за голову и закрывает глаза.

…..Девушка так и не поняла, что произошло на самом деле. Она отчетливо видела, как эльф остановился напротив ее убежища. Видела его лицо, глаза, пристально оглядывающие стены, пол. Вот только по ней самой эти глаза скользнули, не отметив и не признав. Будто и нет ее вовсе. Геран дважды заглядывал в пещерку, но так ничего и не увидел. Вскоре он ушел. Амариллис разлепила стиснутые губы, позволила себе дышать чуть глубже, протерла глаза. А потом, повинуясь наитию, зашептала, сама не зная кому:

— Спасибо… спасибо, спасибо… — шептала она, запинаясь, глотая слезы и так и отпуская рук с живота.

— Не за что, Амариллис… — не открывая глаз, улыбнулся Гарм.

Амариллис просидела в пещерке еще чуть более часа; заставила себя немного поесть, допила молоко. Наконец, набравшись решимости, вышла на берег озера. День только-только перевалил за половину, было тепло и безветренно. Амариллис умылась озерной водой, сполоснула флягу, наполнила ее; постояла немного, прислушиваясь к себе. Потом поклонилась сохранившему ее убежищу и направилась в лес. Тропа, выбранная ею, вела на юг.

На счастье Амариллис, здешние леса были легкими и нестрашными; сосны, иногда березовые перелески, под ногой — мох или невысокая трава. Но и спрятаться в таких кружевах было негде. Она шла не торопясь, но и не задерживаясь, разрешив себе первый отдых не ранее, чем через час после того, как лесное озеро скрылось из виду. Присела на сухом пригорке, вытянула ноги, попыталась успокоить невесть откуда взявшиеся мысли, скачущие в панике беспорядочно и бестолково. Пока она шла, думать было некогда, но стоило только остановиться, присесть и вздохнуть свободно, а не в такт шагам… Куда? Как? К кому? Рой вопросов и страхов окружил ее голову. Единственное, что она могла сделать — зажмуриться и заговорить с ними. Куда? Да уж куда-нибудь да выйду. Как? Ногами, как же еще… К кому? К людям добрым…

Отдохнув, девушка поднялась и отправилась дальше. Старалась, чтобы солнце было справа, чтобы встреченные муравейники обращали к ней крутые склоны, старалась не кружить и не сходить с тропинки, еле заметной, почти что придуманной. Несколько раз останавливалась, чтобы поесть черники. Первым серьезным препятствием стала для нее обширная просека; Амариллис было страшно выходить на открытое пространство, где не увидеть ее мог бы только слепой. А перебежать от одной опушки к другой, через бесчисленные пеньки, кусты болиголова, оставленные срубленные деревца было невозможно. Она переходила вырубку долго, запинаясь, спотыкаясь, больно ударилась лодыжкой о сучок.

Шагая по траве, приостанавливаясь, чтобы передохнуть, обрывая с кустиков ягоды брусники, похожие на крупные розовые бусины, Амариллис старалась не думать о том, что дни в августе уже не такие долгие и хочет она того, или нет — а придется ей провести ночь в лесу. И, скорее всего, не одну. Сначала она подумала, что для того, чтобы не было так страшно, лучше ей не останавливаться, а идти — сколько хватит сил. Но потом, поразмыслив, девушка решила, что если и есть лучший способ безнадежно заблудиться, так это идти вовсе с завязанными глазами. Ближе к вечеру шаги ее заметно отяжелели, замедлились; все чаще она выгибала назад ноющую спину. Наконец, выйдя на невысокое всхолмье, поросшее можжевельником, она отважилась остановиться с тем, чтобы здесь и переночевать.