Алмаз темной крови. Песни Драконов

…Ты знаешь, Шедар испытывал тогда истинное наслаждение. Каждый взмах крыльев, каждый росчерк хвоста по звездной пыли приближали его к месту сбора Драконов. Но и сам по себе полет и сопровождающая его песнь настолько нравились ему, что порой он забывал, куда и зачем летит. Это было простительно — и на опытных, построивших не одни Врата Драконов легкий воздух Междумирья действовал как хмельной напиток, что уж говорить о нем, только что рожденном. Шедар оглядывал свое тело — живой, трепещущий расплав молодого серебра блистал и ослеплял, как исполинская молния, и только внутренняя поверхность крыльев была цвета обратной стороны ивовых листьев, более мягкого, с едва ощутимым намеком на оттенок зеленого. В нем были соединены невероятная красота и невероятная же мощь; но пытаться вашими человеческими словами описать Истинного Дракона — все равно, что ложкой вычерпывать море. Мне придется очень постараться, чтобы ты хоть что-то поняла, а значит, тебе должно быть интересно… может, тогда ты не уснешь.

Их было восемь, тех, кто терпеливо ожидал Шедара. Он увидел их издалека — семь ярких цветных вспышек и одна, постоянно меняющая цвет, и все они неторопливо кружили вокруг старой, остывающей звезды. Шедар с сожалением умерил размах крыльев, замедляя полет, пропел последнее слово Песни и остановился, ожидая приглашения войти в круг.

* * *

Никто не знает, когда и где впервые появились Истинные Драконы. Вполне возможно, что они вечны, как само Мироздание. Во всяком случае, сами они именно так и думали. Ибо с самого момента своего рождения они могли читать Мироздание как любимую книгу, знали все его правила и не уставали удивляться и радоваться его бесконечным причудам. Каждый из неисчислимого множества миров являл собой лишь одну из возможностей Мироздания, воплощал одну из его фантазий, но все они были связаны в одно удивительное целое — великое единство различий. И для того, чтобы это подобие ожерелья, нанизанного из звезд, не распалось, существовали Драконы. Их свободный полет в легком (как сказали бы краткоживущие, пустом) воздухе Междумирья, сила исполинских крыльев не давали этому воздуху застояться, закиснуть в неподвижности. И еще Драконы строили Врата — пробивая окружающую каждый мир оболочку отражений, они открывали его бесконечности. Благодаря этому мир мог расти и обновляться, а те существа, что обладали в нем наибольшим могуществом и знаниями, могли выходить за его пределы и посещать другие закоулки Мироздания. Они называли себя богами, но, к слову сказать, Драконы их почти не замечали, потому что силы богов в сравнении с их собственными были воистину смехотворны.

Уже устала? Ничего, весенние ночи только кажутся длинными; и это по зимней привычке они так цепляются за холод, ну совсем как ты за тот старый дрянной стул. Я еле оторвал тебя от него, думал, сиденье так и останется в твоих сведенных пальцах. Ты плавала в обнимку с ним, будто танцевала…

Так сложилось, что Истинных Драконов всегда было восемь. Каждый из них от рождения обладал своим, только ему присущим цветом, определяющим его преобладающие способности; впрочем, это не мешало Драконам достигать совершенства во всем и не однажды случалось, что Зеленый Дракон становился великим воином, а Красный строил Врата в какой-нибудь водный мир.

Синим Драконам благоволит стихия воды, изменчивая и своевольная, Белые Драконы лучше других ладят с силой холода, и никто лучше них не может обеспечить стабильность и постоянство. Их Серые собратья, Драконы камня, связаны с неподатливой, памятливой основой земли, Красные даже своим видом напоминают полыхающий костер и отличаются непредсказуемостью и удивительной даже для Драконов красотой движений. Зеленые Драконы чутки к любым формам жизни, от малейшей былинки до тех, кто считает себя венцом творения. Серебряный и Золотой Драконы — воины, а о тех, с кем им приходится меряться силами, лучше ничего не знать. Черный Дракон — хранитель ритуалов и знаний, люди назвали бы его магом.

А тогда все они выстроились в кольцо, подобное нимбу над пылающей звездной головой. Внезапно от кольца отделился Дракон, меняющий цвета и, плавно взмахивая полупрозрачными, радужно переливающимися крыльями, приблизился к Шедару.

— Здравствуй, сын.

Голос его был одновременно тише шелеста травы и оглушительнее июльского грома. Шедар глянул в глаза приветствующего — и увидел тот же неукротимый пронзительно синий пламень, что и в своих глазницах. Он чувствовал — а значит, знал — что в жилах говорящего бурлит такой же расплавленный рубин, как и у него. Шедар выдохнул и склонил голову в приветствии, почтительном и радостном.