— Прости, что не предлагаю ночлега — хотя мог бы. Но каждая проведенная здесь ночь будет привязывать вас к этому месту, вы будете приходить за здешними снами все чаще и чаще… пока не забудете дорогу назад. А когда перестанете тосковать по оставленной жизни, у вас отрастут крылья. И двумя эллилами в Арр-Мурра станет больше. — И уже у мраморных ступеней Чиро негромко сказал, обращаясь к Амариллис: — Клянусь, если бы ты не повторяла каждую ночь во сне одно и то же эльфье имя, я бы так и сделал.
Позже, вечером, когда Судри уже спал, а танцовщица и эллил сидели у раскрытого в сад окна, Амариллис достала из небольшой шкатулки мешочек, расшитый лиственным орнаментом. Развязала его и осторожно пересыпала половину содержимого — легкого прозрачного порошка — в другой мешочек, вышитый ею собственноручно.
— Не обессудь, что не многим могу отдариться, — и она протянула мешочек эллилу. — Ты поделился со мною благодатью своего дома — я делюсь подарком друзей. Только поосторожнее с ним.
— Что это? — удивленно спросил Чиро, вертя в руках тщательно завязанный кисет.
— Это пишог. — Амариллис улыбнулась. — Лесовички из Одайнских боров одарили.
— Пишог? — изумленно переспросил эллил. — Ну и дела… Стало быть, они помнят. А мы этот секрет давно утратили. Благодарствую, Амариллис.
И Чиро спрятал подарок в небольшой кошель, висевший у него на поясе.
Спустя ровно месяц после пробуждения Амариллис в Арр-Мура вернулся Гарм. Он появился на поляне ближе к вечеру, неслышно вышел из зарослей апельсиновых деревьев и остановился, наблюдая как Амариллис учит цветочных фей танцевать. К этому времени она настолько окрепла, что эти мелкие насмешницы перестали над ней хихикать и мало того, что приняли ее всерьез как настоящую танцовщицу, но и снизошли до того, чтобы чему-то у нее учиться. Пришлось Амариллис вспоминать все хороводные танцы, какие она только знала, а то и самой сочинять фигуры посложнее.
— …а теперь делаем плетенку вправо, потом — влево, и смотрите не запутайтесь в подолах! — девушка хлопнула в ладоши и, повинуясь ей, Хранитель мелодий, неизменный ее спутник, зазвенел несложной, легкой музыкой, будто разбрызгивая по траве серебряную росу.
Гарм смотрел и удивлялся — конечно, он знал, что эта девушка, несмотря на молодость и беззащитность, успела много чего повидать и уже не раз доказывала свою похвальную привычку жить и радоваться жизни. И все же то, как скоро она восстановила силы после испытаний, какие и не всякий крепкий мужчина бы выдержал, удивило его.
— Доброго вечера всем.
— Ну наконец ты изволил вернуться… — ворчливо заметил Чиро, отставляя в сторону блюдо с орехами, которые он чистил, и подходя к Гарму.
— Доброго вечера и вам… — Амариллис прервала танец и поклонилась. Чтобы не мешать детям, взрослые отошли к дереву, сели на траву. Эллил с нескрываемым удовольствием оглядывал вернувшегося Гарма — он скучал по нему. А Гарм с таким же удовольствием оглядывал Амариллис; она даже засмущалась.
— Прекрати так таращиться на нашу гостью, — Чиро погрозил пальцем, — иначе она сейчас сбежит. Что, не ждал такой прыти? Думал, она все еще в подушках вылеживается?
— Признаться, да. Что ж, я очень рад… — Гарм улыбнулся и на миг его ртутные глаза потеплели.
Он рассказал, что провел это время в оазисах («Дети любят зирэ… Чиро, я принес достаточно, хватит даже нашим прожорам»), успокоил Амариллис, ответив на ее невысказанный вопрос («Не беспокойся так. Арчеш жив-здоров и все его домочадцы тоже»). А потом стал расспрашивать о Судри: как он, всем ли доволен, чему еще успел научиться.
— Судри бегает как ветерок. Разговаривает… — Амариллис развела руками, — Я мало чего понимаю в детях, мои братья были старше меня, потом тоже… не сложилось. Но Судри особенный, это даже мне видно. Он уже сейчас мне друг… обнимает так, будто защищает. И я ни разу не видела, чтобы он ссорился с кем-то или сердился.
— Для каждой матери ее ребенок — особенный, — поддразнил Амариллис эллил, — у твоего сына просто на редкость добрый и легкий нрав. К тому же он настолько недешево тебе достался, что ты теперь будешь видеть в нем все возможные достоинства и вообще…центр мироздания… — и эллил необидно засмеялся.
— Хочешь сказать, что я клуша, которая видит в своем цыпленке белого лебедя? — возмутилась девушка. — Ах, смотрите и дивитесь, мой сын бегает! И уже разговаривает! Ах что вы, какие там годы — ему четыре месяца от роду!..
Гарм и Чиро переглянулись и засмеялись.
— Видимо, здешний воздух пошел ему на пользу, — усмехаясь, заметил Гарм. — А что касается доброго нрава, не особенно обольщайся. Это ведь и твой сын. Пока кровь отца сильнее… но дай срок — и твоя непременно даст о себе знать.
— Белый лебеденок… — поддел Амариллис Чиро. — С его клыками в лебедях не засиживаются.
— Ну, будет о детях. — Гарм внимательно глянул на собеседницу. — Ты сама как?
— Благодарю, все хорошо. — Поспешила ответить девушка.
— Она здорова. — Вмешался эллил. — Силы почти вернулись.
— Это я и сам вижу. А как насчет вкуса к жизни? И ко всем ее радостям?