В то время мои родители снимали небольшую квартирку на Мейн — стрит, в Клондалкине. Для нас троих этого было вполне достаточно, к тому же, моя школа — и хорошая школа! — находилась неподалёку, равно как и обширный парк, ставший любимым местом детских игр для меня и моих сверстников. Клондалкин удалён от центра города, но именно данное обстоятельство обуславливало весьма и весьма приемлемую цену за аренду жилья. Если учесть, что мои родители вдвоём зарабатывали около двух с половиной тысяч в месяц, примерно двести фунтов уплывали именно как арендная плата. Живи мы ближе к центру, пришлось бы отдавать раза в два больше, но это уже было не по средствам. Про какой — нибудь Саутсайд с богемными домиками я вообще молчу, там и тысячи в месяц мало. Дублин ведь как был одним из самых дорогих городов мира, так и остался, и Эпоха Сопряжения тут ничего не изменила.
Моё детство было обычным, как и у многих других детей, имеющих любящих родителей. Мама работала продавцом в кондитерской, а отец занимался ремонтом электронных приборов и бытовой техники в сервисном центре. Если покопаться в истории моей семьи, можно было найти личностей с иным родом занятий, и где — то в мамином шкафу лежал килт и плед с орнаментом клана Барнетт, — вещи, напоминавшие о прошлом её рода. Пришли другие времена, и прошлое лишь иногда давало о себе знать в виде слабого огонька семейных воспоминаний и легенд.
Этот весенний вечер должен был стать для нашей семьи обычным, как всегда. К тому времени, как родители возвращались домой, я уже обычно приходила из школы, чтобы помочь маме с ужином. Так было и промозглым мартовским вечером, когда за шумом дождя не было слышно другого шума, происходящего буквально на соседней улице. Там находилась кондитерская, где работала мама. Отец заходил за ней, и они вместе шли домой… Именно там произошла бандитская перестрелка, стоившая жизни нескольким прохожим, не успевшим укрыться. Полиция прибыла на место, когда всё уже было кончено.
Родителей в тот вечер я так и не дождалась.
Так бывает — жизнь рушится в один миг, и ты ничего не можешь с этим поделать. Ни слёзы, ни сожаление, ни страстное желание повернуть время вспять — ничего не может помочь, и осознание собственного бессилия обрушивается на вас, как поток мутной и холодной воды. А если в этом мутном потоке оказывается девочка, которой только тринадцать лет, шансов выплыть, без потерь для душевного равновесия, нет никаких.
Последующие две недели пролетели как в тумане, и у меня осталось стойкое ощущение, что события идут своим чередом, а я не принимаю в них никакого участия. Молчаливое сочувствие соседей и знакомых родителей, организация кремации, сообщение каким — то родственникам мамы в Шотландию, в Абердиншир… Социальные службы так и не получили ответа от тамошней нашей родни, в связи с чем мне предстояло отправиться в определённое детское учреждение — за неимением ближайших родственников в Ирландии. Сложно сказать, осталась ли в живых эта родня вообще.
Съёмную муниципальную квартиру нужно было освободить, и отдельные дорогие и памятные вещи позволялось хранить на складе социальной службы до моего совершеннолетия. Я почти ничего не взяла с собой, чтобы не предаваться воспоминаниям о прежней жизни слишком часто и не плакать по ночам в подушку.
Не стану утомлять вас подробностями семи месяцев проживания в государственном приюте Дублина — это типичное учреждение подобного рода, с отдельными классами для мальчиков и девочек, — как и в простой школе, — серое, скучное, безликое, правильное. Смутная надежда на ответ шотландских родственников вскоре приказала долго жить, и я смирилась с этим фактом, обзавелась двумя — тремя подружками, и основные свои усилия направила на учёбу. Так хотели бы родители, вне всяких сомнений.
И тогда жизнь рухнула во второй раз.
Как — то утром дежурная воспитательница, мисс Эрлих, которую мы за глаза звали Щепкой (прозвище, с лихвой описывающее душевные и внешние достоинства его обладательницы), позвала меня в кабинет директора. Директор, господин Грэхам, пожилой дядька с вечно заспанным видом и неприятным взглядом чересчур прозрачных, рыбьих, глаз, разговаривал с какой — то посетительницей. Поначалу у меня ёкнуло сердце — я решила, что мамина троюродная кузина из Шотландии, наконец, решила забрать меня к себе. Однако, присмотревшись к гостье, я поняла, что никаких родственных связей между нами не имеется.