Алмазная авантюра

– Дайте-ка угадаю имя шеф-повара, – сказала Элена. – Марсель?

Ребуль заулыбался и покачал головой:

– На самом деле Серж. Однако Паньоль его главное хобби. А вот и его прелестная жена.

Молодая женщина с веером меню, широко улыбаясь, прошла между столиками, чтобы встретить гостей.

– Жюли! – произнес Ребуль.

– Франсис! – отозвалась Жюли.

Объятия, поцелуи и комплименты сменились представлением гостей, после чего Жюли провела их через зал на террасу. Здесь было всего с дюжину столов, и открывался один и тот же захватывающий вид: корабли в Старом порту, сверкающая вода, а на гребне холма вдалеке – колокольня и золоченая статуя Мадонны с Младенцем, вен чающая Нотр-Дам-де-ла-Гард, великолепную базилику, построенную в 1864 году на фундаменте крепости шестнадцатого столетия.

Ребуль уселся и поднял бокал-флюте с шампанским, которое явилось как по волшебству.

– Во всех отличных ресторанах, – начал он, – одна из лучших закусок – предвкушение. Бокал напитка, охлажденного и восхитительно вкусного, меню, полное соблазнов, приятная компания – нет более действенного способа привести свои вкусовые рецепторы в состояние qui vive[16]. Так что же мы выберем? Tartare de coquilles Saint-Jacques?[17] Домашний foie gras?[18] Или главную гордость шефа – bouillabaisse maison?[19] Думайте, думайте. Не торопитесь, друзья мои, не торопитесь.

Пока Элена, Сэм и Ребуль думали, Коко Дюма довольствовалась клубным сэндвичем, сидя в вагоне скоростного поезда, шедшего в Париж. Она ехала в гости к отцу, Алексу Дюма, который более пятнадцати лет назад помог ей начать свое дело. Алекс Дюма всего в жизни добился сам и гордился этим. Он сколотил немалое состояние на делах, о которых никогда не распространялся и которые требовали поездок из Бельгии в Париж, причем зачастую – через Африку. Алекс души не чаял в своей дочери и, распознав у нее талант архитектора, который проявился уже в первые годы учебы, придумал, как задействовать ее в собственных бизнес-проектах. Результатами он был вполне доволен и намеревался отойти от дел, хотя не раньше, чем убедится, что его драгоценная Коко готова к самостоятельной жизни.

Когда день перетек в вечер, они сидели в гостиной в квартире Дюма-père[20] на рю де Лилль – безупречно декорированной и обставленной Коко, – обсуждая некоторые любопытные возможности. К тому времени, когда они перешли на другую сторону улицы и направились в «Le Bistrot de Paris», чтобы поужинать, идея уже обрела ясные очертания. Однако некоторые немаловажные детали требовалось еще доработать. И в то же время нельзя было забывать о планах на будущее для Коко. Когда папа уйдет на покой, чем будет заниматься дочка? Она уже начала уставать от клиентов с их вечными придирками и сомнениями, с нежеланием в точности выполнять то, что им сказано. Коко тоже была готова к переменам. Может быть, следовало обзавестись квартиркой в Нью-Йорке и домиком на Багамах, чтобы было где укрыться от ужасной манхэттенской зимы. Начать с нуля. Эта перспектива казалась Коко чрезвычайно притягательной.

Элена с большой неохотой села в самолет, который должен был доставить ее в Париж, и дальше – пересадка на рейс до Лос-Анджелеса. Она смутно ощущала, что ее обманули. Ей хотелось быть с Сэмом и исследовать их новый дом. Она представляла себе ланчи на террасе, похожие на пикники, вечера со стаканчиком-другим rosé, чтобы отметить закат. Но нет. Элена раскрыла портфель, чтобы еще раз пролистать отчеты. Здесь же, в боковом кармане, лежало несколько черновиков заявления об увольнении. От одного взгляда на них ей стало лучше.

На следующий день Элену встретил угрюмый Фрэнк Нокс. Как она уже знала, он следовал разумной традиции страховщиков и делил ответственность с другими страховыми компаниями. И все равно теперь его ждали большие убытки, и он хотел убедиться в том, что поездка Элены не выявила ничего, что как-то смягчило бы удар. Несколько часов они обсуждали визит Элены в дом Кастеллачи в Ницце, комнату за комнатой. Они еще раз пролистали всю папку, посвященную Кастеллачи. Они заново рассмотрели решения, принятые в предыдущих случаях. Но все без толку. Без неопровержимых доказательств, что владелец украденных бриллиантов обокрал себя сам, его требования железобетонно справедливы.

Фрэнк Нокс вздохнул:

– Кажется, это все. Теперь нужно сообщить остальным компаниям, что мы собираемся раскошелиться. – Он вынул из ящика письменного стола бокал и бутылку скотча. – Мне очень жаль, но мы должны изложить им все доводы еще раз.

Мысль о том, что придется иметь дело с толпой полных подозрений страховых агентов, укрепила решимость Элены.

– Мне тоже очень жаль, Фрэнк, но с меня хватит. Как только это закончится, я уволюсь.

Она вынула из портфеля заявление, положила на стол и пододвинула к Ноксу.

Тот взглянул на него, снова вздохнул, осу шил свой бокал и покачал головой:

– Не могу тебя винить.

Звонок Элены разбудил Сэма.

– У меня есть хорошие новости и плохие новости, – сказала она. – Мне придется задержаться в Лос-Анджелесе еще на пару дней. Но хорошая новость в том, что я увольняюсь.