Алмазная Грань

Я знала, что именно там увижу. Вся моя сущность воспротивилась этому, но куда страшнее было не подчиниться Лукасу. И я повернула голову, чтобы увидеть черные автомобили, следы от пуль на лобовых стёклах... и неподвижно лежащие на земле тела. Тела, не подающие признаков жизни.

Нет, плохо мне в этот раз не стало. Знакомый запах крови не вызвал тошноты или головокружения. В конце концов, это было не так страшно, как недавняя вакханалия питбультерьеров. Но от осознания, что в новом мире так вот с лёгкостью отнимают жизни, ударило по сознанию мощной волной. Ноги подкосились, и я закрыла глаза, с трудом удерживая равновесие.

- А вот закрываться не надо! - вдруг яростно, оголтело прорычал Лукас, хватая меня за руку и разворачивая к картине трагедии. - Я сказал, не надо! Заставьте ее смотреть!

Крепкие руки бодигардов зажали с обеих сторон, кто-то поднял мне подбородок, удерживая голову так, чтобы я не могла отвернуться. И я больше не посмела закрыть глаза. Смотрела а неподвижные тела и обстрелянные автомобили, чувствуя, как что-то внутри агонизирует, но адаптируется, подстраивается под ужас моей новой жизни.

- В моем мире, Виктория, двоек не ставят. Это не школа. И не заносят выговор в трудовую книжку, как в твоих офисах. В моем мире каждый час, каждую секунду ходят под прицелом, и если ты не нанесешь удар первой, возможности нанести его второй просто не будет. Запомни это.

Руки бодигардов разжались. Я потерла саднящие предплечья. Слова Лукаса застывали на сердце шипящим расплавленным битумом. Он в совершенстве владел наукой вколачивать в сознание основные постулаты.

- Пить! - я буквально вырвала у него фляжку и сделала глоток обжигающей дряни.

Стало легче. Уже в машине я поняла, что не чувствую ничего, кроме легкой дрожи. Те, кто остался лежать на вонючем пустыре загородной свалки, не были ангелами во плоти. Черти делили территорию, кто-то проиграл. Я почти справилась с этим испытанием... ровно до этого момента.

- Кабан успел позвонить своей шмаре. Заказала билет во Францию, летит вместе с пацаном. Что с ними делать? - повернул голову бодигард, равнодушно глядя, как я сжимаю руками фляжку с виски.

Лукас слегка поднял бровь:

- Глупый вопрос, Санек. В расход обоих. Сейчас же, и к семьям остальных потом наведайтесь. Мне тебя повторно учить подобным вещам?

Мужчина кивнул и начал давать указания по телефону. И от услышанного весь мой самоконтроль рухнул к херам.

- Лукас, нет... это дети... вы же не воюете с детьми...

Мой возглас вызвал приступ смеха у водителя и Санька. А мой злой гений так и остался равнодушном, даже надменным.

- Едем в особняк. Или, возможно, Виктория хотела бы поприсутствовать на генеральной уборке? Могу изменить планы ради тебя, милая.

Машина тронулась с места. А я отвернулась к окну, чувствуя, как с треском рассыпается все, что я называла стрессоустойчивостью, и как по щекам текут слезы. К этому я оказалась не готова.

В абсолютном молчании мы доехали обратно. Я не заметила дороги. Не заметила даже, как оказалась в своей комнате, контуженая не столько произошедшим, сколько тем, что предстояло. Я не хотела знать о том, что так же не дрогнув убивают детей. Но мне не оставили выбора.

- Где... Вэл? - спросила у вертухая, что принес мне еду.

- Ее не будет здесь сегодня и завтра. Идет подготовка к аукциону. Просила тебя не скучать, - подмигнул качок, не заметив моего состояния.

А я легла на кровать, не раздеваясь, глядя в потолок. Понимая, что жить в таком мире не хочу.

А потом меня накрыло волной истерики. Настолько мощной, что я потеряла рассудок и связь с реальностью.

Словно зомби, меряла шагами комнату, затем сорвалась на рыдания, после чего ярость нашла свой выход. Я рвала одежду, срывала шторы, била торшеры, повалила на пол телевизор. Когда одежда была порвана, царапала свою кожу, завывая, круша все, что попадалось под руку, пугая прибегавшего на шум смотрителя. В меня словно вселился бес, и я не мешала ему управлять собственным телом.

А потом появился Лукас, и стало все равно, сто же будет дальше. Обессилевшая после истерики, с растрёпанными волосами, охрипшим голосом и слабостью во всем теле, я лежала на полу посреди бардака и тихо плакала. Просто ждала, когда не выдержавшую груза испытаний живую игрушку пристрелят, оборвав ее мучения, не принуждая больше воевать с совестью и сопереживанием. Но Лукас грубо велел всем уйти и поднял меня с пола, дрожащую и бессильную. Прижал к себе, отыскал чудом среди бардака массажную щетку и принялся размеренно причесывать мои взлохмаченные волосы.

А мне только и осталось, что плакать, до тез пор, пока слезы не закончились, а тепло его тела не подействовало успокаивающе. Волосы новь заблестели, легли атласной волной на плечи. А я прижималась к груди мужчины, который сделал мое существование адом и заставил ломать себя ради шанса выжить, и чувствовала, что успокаиваюсь. Он не говорил ни слова. И когда я обрела голос, чтобы получит ответ на измучивший меня вопрос, лишь сильнее прижал к себе.