С тревогой смотрели обитатели землянок на большущий обоз, подъехавший поутру к Райкам. С обозом приехали калилы и заводские сторожа с ружьями. Для задуманного хозяином плана Картузов подрядил много народа.
Калилы съехались словно на пожар — с топорами, лопатами, баграми; прошлись вдоль рядов землянок, поговорили о чем-то между собой, посоветовались с Прокопием, стоявшим в сторонке, и повернули к крайней землянке.
Не обращая внимания на толпившихся жителей, калилы вынесли из нее убогий скарб, сложили у дороги и, дружно навалившись, стали рушить землянку. Глухо застучали топоры, посыпалась желтая пыль с истлевшего потолка. Потемневшие от сырости бревенца и доски калилы тоже поволокли к дороге.
— Батюшки-светы! — крикнула какая-то женщина, словно опамятовавшись. — Господи, что они творят, окаянные?
Недоумение сменилось громкими криками и плачем. Многие кинулись в землянки за топорами и кольями, но сторожа, державшие ружья наизготовку, закричали в один голос:
— Назад, сарынь! Стрелять будем!
— Ах, душегубы! Что делаете! — заревел высокий мордвин с глубоким шрамом на щеке и вырвал топор из рук калилы, оказавшегося рядом.
— Делаем, что положено. Управитель велел убрать всё... Отдай топор! — зашумели на мордвина. — Пока худа не случилось, добром отдай!
— Не горячись, парень, — миролюбиво сказал подошедший сторож. — Нам ведь приказано. Вы на чужой земле хибары поставили, а здесь Максим Михалыч казармы должен строить.
— Хозяину жаловаться пойдем! — закричали несколько человек.
— Ну что же, сходите, — согласился сторож. — Только не поможет. Хозяин тоже знает. Вы лучше миром да честью разойдитесь. Не мешайте. Выстроят тут казармы — в тепле да в свету жить будете. Для вас же лучше, а то еще кого-нибудь задавит в землянке. Долго ли до греха.
— Нам зубы не заговаривай! — загудели в ответ жители Райков. — Казармы когда еще построят... А теперь куда деваться?
— Нас это не касается, — отозвался Прокопий. — Про то управляющий знает.
— С ним чего говорить...
Крики и шум усиливались. Чувствовалось, что дело кончится побоищем.
— Пойдем отсюда, — сказал Тимоша перепуганной Кате. — Я добегу к Федору Лександрычу. Он обещал. Может, пособит.
— Иди. Я здесь подожду.
— Подерутся еще, зашибут.
— Драться будут — убегу. Иди.
Кириллин, выслушав сбивчивый рассказ перепуганного ученика, нахмурился и сказал:
— Скверные дела. Большую подлость придумал хозяин. На Максима зря сваливают; он что кобылка в хомуте: везет по могуте. Без хозяйского приказа на такое не пустился бы. Схожу сейчас к нему. Как-нибудь определим тебя, Тимофей.
— Нас, — потупившись, поправил Тимоша.
— Забыл. Ты все о своей мордовочке беспокоишься? Ну ладно.
Федор Александрович ушел к Картузову, оставив Тимошу на крыльце дома. Мастер не возвращался долго, и ученик совсем упал духом, решив, что с хлопотами дяде Федору не повезло.
— Уходить, видно, придется с завода, — решил вслух Тимофей.
— Зачем? — послышался голос подошедшего Федора Александровича. — Устроилось твое дело. У старухи Марковой вас поселим. Анисья к сыновьям в Сибирь ехать собирается, а избу кому ей ни оставлять — все едино.
— Неужто правда? — не веря еще самому себе, дрогнувшим голосом спросил Тимоша.
— Веди свою мордовочку к Анисье, она уже знает. Перебирайтесь с вещами сегодня же.
— Вещей у нас нет, только стол, да ноги у него подгнили, тащить не стоит... Побегу скорей!
— Беги, беги, — глядя вслед помчавшемуся Тимоше, сказал мастер.
От радости не чувствовавший под собой земли, Тимоша издали закричал Кате, ждавшей его около лечебницы:
— Избу дали!
Подбежав ближе, ликующий Тимофей заметил, что ожидавшая его подруга плачет.
— Ты что? — тревожно спросил он.
— Страшно, Тимушка. Мужики кричат, дерутся. Кольями хлещутся. Семушку Тельнова ударили, он уж и не встал. Сторожа из ружьев палили, а потом ружья-то у них отняли... Убежала я от страха.
На пасхальной неделе, под праздничный перезвон колоколов, умер Алексей Степанович.
За время болезни лицо его осунулось, и теперь на белом атласе изголовья гроба оно напоминало восковую маску.
Тяжелый дубовый гроб с золочеными кистями стоял на высоком помосте, устланном ковром. Многие рабочие приходили в церковь посмотреть на старого хозяина, на приехавшего из губернского города соборного протоиерея, послушать заупокойную службу и пение хора.
В церкви было жарко и тесно. Распоряжавшийся похоронами Максим Михайлович дал стражникам наказ незаметно попридерживать рабочих у дверей, чтобы не было неудобства господам: все соседи помещики вместе с семьями съехались в Знаменское. Прошел слух, что на похоронах собирается быть губернатор.
Тимоша и Катя долго простояли на паперти. Поднимаясь на цыпочки, поддерживая друг друга за локти, они старались разглядеть, что происходило внутри, в полумраке церкви.
— Ничего не видать, — сокрушаясь, бормотал Тимоша. — Придется уходить.
— А может, еще сдвинется народ, — не очень уверенно отозвалась Катя. — Мне хотелось на барина поглядеть.