– Вот, значит, какое дело. Милостивые мадемуазели наверняка знают – прислуге всегда все известно, больше, чем ей положено, да только она помалкивает. Я же… Ведь я здесь, в замке, и родился, ещё в первую войну, мать моя здесь ключницей работала. Она хорошо помнила высокородную графиню Клементину. Матери моей и двадцати лет не было, когда здесь, в замке, разыгрались важные события. В ту пору скоропостижно скончались их милость, виконт де Пусак, Гастоном, как и меня, звали, пусть ему земля будет пухом. Трагической смертью помер! У госпожи графини тогда в замке проживала её внучка, леди Юстина Блэкхилл, тогда ещё молодая девушка и фамилии этой ещё не носила. Так она с превеликой поспешностью туда-сюда ездила, а госпожа графиня с полицией общалась. Какой-то важный полицейский комиссар приезжал к ней в замок. Обо всем этом матушка не раз мне рассказывала, особенно в старости, ей все её молодые годы вспоминались. Вот я и запомнил. Да только не в этом дело.
Кристина сорвалась с места.
– Ну нет! Такие прекрасные истории нельзя слушать всухомятку! Сейчас принесу вино!
И она умчалась прежде, чем несчастный камердинер осознал, что произошла чудовищная вещь, просто скандал в благородном семействе: высокородная дама обслуживает его, слугу! Побагровев, бедняга вскочил с места, что-то бормоча, и собирался броситься вслед за Кристиной на своих старых, разбитых ногах. Пришлось чуть ли не силой усадить старика на место.
– Ну уж нет, господин Гастон, не для того мы с сестрой разведали самое лучшее винцо в этом замке, чтобы теперь оставлять его здесь на произвол судьбы. Еще неизвестно, кому оно может достаться, так что мы решили его сами прикончить. И вы нам немного поможете. А ваши воспоминания, безусловно, достойны самого прекрасного вина!
Не знаю, насколько мои уговоры убедили бы верного слугу, да Кристина, к счастью, обернулась быстро, и Гастону ничего не оставалось, как принять участие в торжестве, причиной которого стал он сам, и выпить бокал чудесного вина. Впрочем, спокойно выпить ему не дали.
– Ну! – торопила старика Кристина. – Остановились вы на том, что обо всем этом рассказывала вам ваша матушка и не в этом дело. Так в чем же?
Старик послушно отставил благородный напиток и продолжил рассказ:
– Так получилось, что моя покойная матушка была в приятельских отношениях с горничной мадемуазель Юстины, Лизелоттой, вот, даже имя запомнилось. Так вот, как раз в ту пору, что с господином виконтом несчастье приключилось, эта самая Лизелотта замуж собралась и аккурат за женихом охотилась. А её госпожа все планы Лизелотты порушила. В голову ей втемяшилось мчаться за тридевять земель и, ясное дело, горничную с собой прихватить. А тут жених ждет, еле его уломала. Так эта самая Лизелотта себя не помнила от злости. К тому же госпожа бросила её на произвол судьбы в Кале, а сама в Англию махнула. А ещё Лизелотта никак понять не могла, из-за чего весь сыр-бор, с чего вдруг мадемуазель Юстина в Кале помчалась, а потом аж в Англию, ради чего она, Лизелотта, торчит в этом паршивом Кале, когда решается судьба ее? И это совсем её из себя выводило. В замок Нуармон Лизелотта явилась зареванная и злая как сто тысяч чертей и моей матушке плакалась, как это водится между подружками.
Мы с сестрой даже о вине позабыли, настолько сенсационные новости узнали от старого слуги. У того, похоже, пересохло в горле. Заметив, что бокалы пустые, я осторожно, стараясь не пролить ни капли драгоценной жидкости, наполнила всем бокалы. Камердинер, уже не стесняясь, отхлебнул, откашлялся и продолжил повествование: