– Ты что? – обиженно вскрикнул он – и увидел, как между ними, разбросав сноп искр, падает горящий сук.
Лишь тогда Эраст Петрович пришел в себя. Пушечных выстрелов больше не было, лишь в двух или трех местах потрескивали пылающие деревья.
– Как это называется в твоем дзедзюцу? – хрипло спросил он, обводя лес рукой.
Мидори завязывала растрепавшиеся волосы в узел.
– В дзедзюцу такого еще не было. Но теперь будет. Я назову это «Огонь и гром».
Она уже натягивала свой черный наряд, делалась из белой – черной.
– Где все? – Фандорин тоже наскоро приводил одежду в порядок. – Почему тихо?
– Пойдем! – позвала она и первая побежала вперед.
Через полминуты они были у расщелины – в том самом месте, где вице-консул и его слуга перекинули веревку. Мертвое дерево было на месте, но веревки Эраст Петрович не обнаружил.
– Куда теперь? – крикнул он.
Она молча показала на противоположную сторону.
Опустилась на четвереньки и вдруг исчезла за краем обрыва.
Фандорин бросился за ней. Увидел, что вниз спущен канат, сплетенный из сухих стеблей. Он был толстый и прочный, такой выдержит любую тяжесть, поэтому молодой человек без колебаний последовал за Мидори.
Она намного опередила его – скользила вниз легко и уверенно. Ему же спуск давался с трудом.
– Скорей, скорей! Мы опоздаем! – подгоняла снизу Мидори.
Эраст Петрович старался, как мог, но все же ей пришлось довольно долго ждать.
Едва он, часто дыша, спрыгнул на заросшую травой землю, как проводница потащила его дальше, в какие-то густые, колючие заросли.
Там, меж двух валунов, в отвесной стене чернела щель. Титулярный советник протиснулся в нее с большим трудом, но дальше проход расширился.
– Пожалуйста, пожалуйста, быстрее! – донесся из темноты умоляющий голос Мидори.
Он рванулся к ней – и чуть не упал, споткнувшись то ли о сук, то ли о камень. Откуда-то сверху сильно тянуло сквозняком.
– Я ничего не вижу!
Во тьме прорисовалась светящаяся нить, от которой разливалось слабое, подрагивающее сияние.
– Что это? – зачарованно спросил Фандорин.
– Есицунэ, – нетерпеливо ответила Мидори. – Соколиное перо, в нем – ртуть. Не гаснет под дождем и ветром. Идем же! Я умру от стыда, если опоздаю!
Теперь, при свете, стало видно, что подземный ход обустроен весьма основательно: потолок и стены укреплены бамбуком, под ногами деревянные ступеньки.
Еле поспевая за Мидори, Эраст Петрович почти не смотрел по сторонам, но тем не менее заметил, что от лаза в обе стороны то и дело уходили ответвления. Это был целый лабиринт. Проводница несколько раз сворачивала, ни на миг не замедляя бега. От долгого крутого подъема титулярный советник начинал выбиваться из сил, но маячившая перед ним тонкая фигурка, казалось, не ведала усталости.
Наконец ступеньки кончились, ход опять сузился. Светильник погас, в темноте что-то скрипнуло – и впереди открылся серый прямоугольник, из которого потянуло сырым и свежим дыханием рассвета.
Мидори спрыгнула на землю. Последовав ее примеру, Эраст Петрович обнаружил, что вылезает из ствола старого, корявого дерева.
Потайная дверца закрылась, и вице-консул увидел, что различить ее швы на грубой, поросшей мхом коре совершенно невозможно.
– Опоздала! – с отчаянием воскликнула Мидори. – Это ты виноват!
Сорвалась с места, выбежала на поляну. Там, среди травы, медленно передвигались черные силуэты. Пахло порохом и кровью. В утренних сумерках блеснуло что-то длинное.
Ствол орудия, пригляделся Фандорин и завертел головой во все стороны.
Подземный ход вывел на вершину горы. Идеальное место для обстрела – Камата наверняка присмотрел его заранее.
Схватка уже закончилась. Судя по всему, она была недолгой. Высыпавшие из лаза синоби напали на «черных курток» врасплох, сзади.
Посреди поляны на пне сидел Тамба, курил трубку. Остальные ниндзя носили убитых. Зрелище было жутким, каким-то потусторонним: над стелющимся по земле туманом по двое скользили безмолвные тени, поднимали за руки и за ноги мертвецов (тоже черных, только с белыми лицами) и раскладывали их рядами перед своим предводителем.
Титулярный советник сосчитал: четыре шеренги по восемь тел в каждой, и в стороне – еще один труп, должно быть, старого разбойника Каматы. Не спасся ни один. Дон Цурумаки так и не узнает, что случилось с его отрядом…
Потрясенный зловещей картиной, Фандорин не заметил, как к нему вернулась Мидори. Хрипловатый голос прошептал ему в самое ухо:
– Я все равно опоздала, а мы с тобой не закончили. Гибкая рука обхватила его за талию, потянула назад, ко входу в подземный лаз.
– Я войду в историю дзедзюцу как великая первооткрывательница, – шептала Мидори, заталкивая титулярного советника в дупло. – Мне пришла в голову очень интересная композиция. Я назову ее «Любовь двух кротов».
Ночное слияние мира
Тамба сказал:
– Я знаю о тебе много, ты обо мне знаешь мало. От этого возникает недоверие, от недоверия происходит непонимание, непонимание приводит к ошибкам. Спрашивай все, что хочешь знать, и я тебе отвечу.