Алмазная колесница

Письмоводитель внимательно посмотрел упрямцу в глаза и покачал головой:

– Это человек слова. Единственный способ – приказать ему покончить с собой.

– Господь с вами! Ладно. Пусть по крайней мере скажет, как его з-зовут.

Сирота перевел чиновнику ответ бывшего солдата банды Тебэй-гуми:

– Его зовут Масахиро Сибата, но вы можете называть его просто Маса.

Эраст Петрович оглянулся на скрип колес и снял цилиндр – возчики катили мимо тележку, на которой «совершенно здоровый покойник» отправился следом за доктором, в мертвецкую. В изголовье лежали ботинки и аккуратно сложенная одежда.

Вокруг суета,
Один лишь он спокоен,
Ушедший к Будде.

Искры на клинке катаны

– Трое сацумцев? Завернутые в тряпки мечи? Называли Окубо «собакой»? Это может быть очень, очень серьезно! – озабоченно проговорил Доронин. – Тут все подозрительно, а особенно то, что воспользовались катером. Это лучший способ попасть в самое сердце столицы, минуя дорожные посты и заставы.

Эраст Петрович застал Всеволода Витальевича дома, в левом флигеле консульства. Доронин уже вернулся с открытия благонравного заведения и последовавшего за ним ужина и теперь переодевался к Холостяцкому балу. Шитый золотом мундир висел на стуле, пухлая горничная-японка помогала консулу облачиться в смокинг.

Квартира начальника Фандорину очень понравилась: обставленная легкой ратановой мебелью, она весьма удачно сочетала русскость с японской экзотикой. К примеру, в углу на столике сиял замечательно бокастый самовар, сквозь стеклянные дверцы шкафа просматривались разноцветные графины с настойками да наливками, но картины и свитки на стенах были сплошь туземные, на почетном месте красовалась подставка с двумя самурайскими мечами, а через открытую дверь виднелась совершенно японская комната, то есть безо всякой мебели и с соломенным полом.

Туманные обстоятельства смерти Благолепова заинтересовали Всеволода Витальевича гораздо меньше, чем трое его ночных пассажиров. Фандорину такая реакция даже поначалу показалась чрезмерной, но Доронин объяснил причину своей тревоги.

– Что у министра много ненавистников, особенно среди южного самурайства, не секрет. В Японии политические покушения происходят почти столь же часто, как в России. Правда, у нас сановников убивают революционеры, а здесь реакционеры, но, как говорится, хрен редьки не слаще – обществу и государству равный вред что от левых зилотов, что от правых. Окубо – ключевая фигура в японской политике. Если фанатики до него доберутся, переменится весь курс, все направление развития империи, и притом в крайне опасном для России смысле. Видите ли, Фандорин, министр Окубо – сторонник эволюции, постепенного развития внутренних сил страны под жестким контролем правительства. Это дрессировщик, который щелкает кнутом и не позволяет тигру вырваться из клетки. Тигр – это наследственная, глубоко укорененная воинственность здешнего дворянства, а клетка – Японский архипелаг. Из-за чего развалился пресловутый триумвират трех туземных корсиканцев? Из-за вопроса о войне. Могущественная партия, которую возглавлял любимый герой нашего Сироты маршал Сайго, хотела немедленно завоевать Корею. Окубо тогда одержал верх над своими оппонентами, потому что он умнее и хитрее. Но если его убьют, неминуемо возобладают сторонники быстрого развития за счет экспансии, поэты великой азиатской империи Ямато. Хотя на свете, ей-богу, и так уже слишком много империй – того и гляди все они пересобачатся между собой и вопьются друг другу в волосья стальными когтями…

– Постойте, – хмурился Фандорин, открывший было свою кожаную книжечку, предназначенную для сбора сведений о Японии, но пока еще ничего не записавший. – А что России за дело? Ну, напали бы японцы на корейцев, нам-то что?

– Це-це-це, какие ребяческие речи, а еще дипломат, – укоризненно поцокал языком консул. – Учитесь мыслить государственно, стратегически. Мы-то с вами уже давно империя, а империям, душа моя, есть дело до всего, что происходит на земном шаре. До Кореи тем более. Для японцев Корейский полуостров станет не более чем мостиком в Китай и Маньчжурию, а туда мы и сами давно уже целимся. Неужто не слышали о проекте создания Желтороссии?

– Слышал. Но мне эта идея не нравится. Ей-богу, Всеволод Витальевич, нам дай Бог в своих внутренних проблемах разобраться.

– Не нравится ему! – хмыкнул консул. – Вы на царской службе состоите? Жалование получаете? Так вот и извольте выполнять свою работу, а думать и отдавать приказы будут другие, кому это по должности вверено.

– Да разве можно не д-думать? Вы и сами-то не очень похожи на бездумного исполнителя!

Лицо Доронина стало жестким.

– Тут вы правы. Я, разумеется, думаю, имею собственное суждение и по мере сил стараюсь доводить его до начальства. Хотя, конечно, иногда хочется… Впрочем, не ваше дело, – разозлился вдруг консул и дернул рукой, отчего запонка полетела на пол.

Служанка села на колени, подобрала золотой кружок и, поймав руку консула, привела манжету в порядок.