– Вы говорили, что знаете какой-то рискованный способ? Способ чего?
– Удостовериться в коварстве Дона Цурумаки. Либо же в его невиновности.
– Но как это сделать?
– Я ведь вызван на дуэль. Значит, понадобится секундант, верно? – Эраст Петрович хотел улыбнуться, но вместо этого скривился от нового спазма головной боли.
Тихий голос
Вечером в том же самом кабинете вновь состоялось совещание, но уже в несколько изменённом составе. Морского агента не было, вместо него Всеволод Витальевич пригласил Сироту – должно быть, в виде компенсации за давешнее унизительное ожидание в коридоре.
Японец, однако, обиженным не выглядел, скорее задумчивым, будто его мысли витали где-то очень далеко. Но, как свидетельствовали время от времени вставляемые им реплики, рассказ вице-консула он слушал не менее внимательно, чем Доронин.
От Дона Цурумаки титулярный советник вернулся, так и не разрешив своих сомнений.
– Поскольку никаких доказательств вины этого человека у нас нет, я построил операцию исключительно на одной п-психологии. – Бледно-зелёный Эраст Петрович говорил неторопливо – то ли от нехорошего самочувствия, то ли желая ещё раз проанализировать беседу с подозреваемым. – Если вкратце, я хотел напугать Цурумаки и заодно подсказать ему, как он может избавиться от опасности.
– Напугать Дона Цурумаки? – недоверчиво переспросил письмоводитель и покачал головой, будто Фандорин сказал несуразицу.
– Точнее, дать ему понять, что он в опасности. Для этого, изобразив п-потрясение от известных печальных событий (честно говоря, мне и притворяться для этого не пришлось), я пустился с ним в дружескую откровенность. – Вице-консул горько усмехнулся. – Мы же с ним д-друзья… Сказал, что всё это время вёл самостоятельное расследование убийства Окубо. Главным подозреваемым считал Булкокса, как представителя державы, более всего заинтересованной в устранении министра. Не забыл упомянуть и о своих помощниках, и о ценном свидетеле, хорошо известном Дону князе Онокодзи. Как видите, всё это довольно близко к истине. Но далее я позволил себе некоторую импровизацию. Рассказывая о последних мгновениях умирающего свидетеля, я несколько изменил его финальную реплику. Мол, испуская дух, Онокодзи прошептал: «Это не Булкокс, я обманул вас. Это мой…» – и не договорил, скончался. Затем я довольно п-пространно рассуждал вслух, кого мог иметь в виду бедняга князь. Спросил мнения Дона – тот ведь хорошо знал покойного и весь круг его знакомств. «Мой» кто? Брат? Кузен? Дядя? Цурумаки озабоченно сказал: «Брата у князька не было. А вот двоюродных и троюродных полно, и многие на очень видных постах. Кого же из них он имел в виду?» Перечислил одного, другого, третьего. Тут я делаю следующий выпад. Рассуждаю вслух: а что, если он имел в виду не родственника? «Мой бывший вассал»? «Мой друг»? Мне показалось, что здесь Дон насторожился, но я мог и ошибиться… Сделал вид, что оставляю эту тему. Говорю: «Но пришёл я к вам не только за этим». Рассказываю о вызове на дуэль, о том, что мне нужен секундант. «У меня серьёзная просьба, с которой я могу обратиться только к д-другу».
Эраст Петрович вспомнил, как при этих словах Цурумаки улыбнулся – вроде бы полноценно, но в памяти сразу же всплыла фраза, некогда сказанная миллионером про Булкокса: «Разве вы не знаете, мой дорогой Фандорин-сан, что одно из самых больших удовольствий – чувство тайного превосходства над тем, кто считает себя выше, чем ты».
– Пришло время проявить эмоциональность – от такого сдержанного субъекта, как ваш покорный с-слуга, её как-то не ждут. Тем сильнее впечатление. «Мне не к кому больше обратиться, – скорбно сказал я. – Консул не годится, ибо драться на дуэли мне запрещено начальством. А все мои друзья – доктор Твигс, сержант Локстон, инспектор Асагава – злодейски убиты. Да-да, убиты, я совершенно в этом уверен! Это дело рук проклятых ниндзя! Но они всего лишь исполнители, а подослал их человек, о котором хотел сообщить мне Онокодзи. Клянусь, я найду его, чего бы мне это ни стоило! Я выясню весь круг связей Онокодзи! Это кто-то очень к нему б-близкий, иначе он не назвал бы этого человека „мой“!» Ну, и ещё минут пять покричал на ту же тему, чтобы Цурумаки как следует впечатлился. «Мой благодетель» или «мой покровитель» – это же так просто. Если я не додумался до этого сегодня, то обязательно додумаюсь завтра. Если Дон виновен, он не мог из-за этого не встревожиться.
Эраст Петрович задним числом попытался припомнить, с каким выражением слушал миллионщик его крики. Бородатое лицо Цурумаки было сосредоточенно и серьёзно, густые брови сдвинуты. Что это – насторожённость или обычное дружеское сочувствие? Черт его знает…