Когда меж досок причала просачивался лунный свет, молодой человек принимался разглядывать своих молчаливых соседей. Ни у одного из них не было огнестрельного оружия, да и холодного тоже – лишь длинные палки. Однако во время потасовки в «Ракуэне» Эраст Петрович имел возможность наблюдать, насколько действенно это орудие в руках мастера, и потому отнёсся к несолидной экипировке японских полицейских с почтением.
Более всего чиновника поразило то, что из десяти человек, приведённых Асагавой, четверо были в очках. Представить себе русского городового в окулярах было совершенно невозможно – просто курам на смех. А у японских служак, оказывается, считалось в порядке вещей. Не утерпев, Фандорин потихоньку спросил инспектора, чем вызван этот странный феномен – не физиологическим ли расположением нации к близорукости?
Инспектор ответил серьёзно и обстоятельно. Разъяснил, что люди самурайского звания от рождения имеют склонность к чтению и самообразованию. У полицейских же стремление к книжности особенно развито, что полезно для службы, но вредно для зрения. Тем не менее подобные занятия всячески поощряются начальством, ибо сейчас, во времена прогресса, представители власти должны быть людьми образованными – иначе население потеряет к ним уважение, а неуважение к представителям власти губительно для общества.
И вот теперь, клацая зубами, по колено в воде, Эраст Петрович размышлял о том, какую ужасную ошибку совершило отечественное правительство, когда после эмансипации крестьянства не привлекло помещиков к общественной пользе. Вот если б тогда распустить нашу ужасную полицию – безграмотную, насквозь продажную – и вместо неё начать принимать в городовые и стражники юношей дворянского звания. Что за чудесная идея – полиция, превосходящая сограждан образованностью и высотой помыслов, полиция – образец для подражания! Ведь сколько у нас в России прекраснодушных бездельников с гимназическим образованием! Сейчас они проживают жизнь безо всякой пользы, а то и подаются в революционеры от юношеского идеализма и жара нерастраченных чувств. Какой ущерб для государства и общества!
Лишь стукнувшись лбом о шершавый брус, Эраст Петрович спохватился, что, сам не заметив, соскользнул рассудком в область дремотных грёз. Дворяне-городовые, что за фантазия!
Он тряхнул головой, отгоняя сон. Достал из кармана часы. Три минуты пятого. Мгла начинала сереть.
Лишь когда темно-синие воды бухты прочертил первый, ещё неуверенный луч солнца, стало окончательно ясно, что сацумцы не придут.
Сердце мамуси
Пока господин спал, Маса успел переделать множество важных дел. Тут требовался ответственный, вдумчивый подход – ведь не каждый день начинаешь жизнь сызнова.
Про гайдзинов Маса знал мало, про господина и вовсе почти ничего не знал и оттого, конечно, робел – не ударить бы лицом в грязь, но его дух был полон усердия и преданности, а это самое главное.
Сирота-сан ещё вчера разъяснил ему обязанности: вести хозяйство, закупать провизию, готовить еду, чистить платье – одним словом, делать всё, чтобы господин ни в чем не нуждался. На расходы Маса получил 20 иен, и ещё жалованье за месяц вперёд.
Жалованье было щедрое, и он потратил его так, как подобает преданному вассалу, – то есть на то, чтобы выглядеть достойным своей службы.
Якудза по кличке Барсук умер вместе с шайкой Тёбэй-гуми. Теперь в том же теле обитал новый человек по имени Сибата-сан, нет, лучше «мистер Маса», который должен соответствовать своему званию.
Первым делом Маса сходил к цирюльнику и остриг свою покрытую лаком косичку. Получилось, конечно, не очень красиво: сверху белое, а по краям чёрное, будто лысина у пожилых гайдзинов. Но волосы у Масы отрастали с замечательной быстротой, через два дня макушка покроется щетиной, а через месяц нарастёт чудесный ёжик. Сразу будет видно, что его обладатель – человек современный, европейской культуры. Недаром в Токио все распевают песенку:
Маса постучал себя по свежестриженному темени и остался доволен. Ну, а пока отрастают волосы, можно походить в шляпе – всего за тридцать сэнов он приобрёл в лавке у старьёвщика отличный фетровый котелок, совсем чуть-чуть потёртый.
Там же и приоделся: купил пиджак, манишку с манжетами, клетчатые панталоны. Перемерил кучу ботинок, сапог, штиблет, но с гайдзинской обувью пока решил повременить – очень уж она глупа, неудобна, да и снимать-надевать долго. Остался в своих деревянных гэта.