Алмазная лилия

Как я. Я буду выбирать самого красивого, и не волнует!

* * *

Меня, впрочем, как обычно не спросили, согласна ли я на знакомство с потенциальными женихами. Просто Генрих Скольдович решил не откладывать в долгий ящик свои планы и объявил сбор кандидатов на мои окорочка и потроха. И они, мать их, приехали, причем довольно шустро!

Я тут даже месяца не прожила, не привыкла, не осмотрелась, в шахты ни разу не сходила (не больно-то и хотелось, но ради повышения уровня образованности надо бы). Ну, знала, где кухня, библиотека, общие бани и примерно ориентировалась в княжеских помещениях. А дальше не успела. Проленилась. А тут женихи! Слишком быстро!

Меня, нарядную, красивую, в парадно-выходном платье цвета мха и похожей же фактуры (бархат, конечно, красивый, но чешется под ним), усадили рядом с папахеном на скамеечку. Ужасно неудобно, у меня унитаз в комнатах комфортнее. Сам князь Алмазный на троне сидит, каменном. Но под царственной задницей мягкая подушечка, да и вообще одет он многослойно, в штаны, кафтан, плащ с меховым воротником, ну чисто Киркоров на выходе. Пыль в глаза пускает, это понятно, это объяснимо. Наряд подбирала мама, потому что странным образом ему действительно к лицу все это безобразие. Выглядит, как важный птиц.

Мама сидит по его правую руку на стульчике. Я слева — у ног. Унизительно и колени затекают, но остальные вообще стоят, так что я не сильно возмущалась. Кстати, весь папашин кафтан в кошачьей шерсти — Тимофей на нем спал. Это немного смешно и отвлекает от удручающих обстоятельств.

В большой гулкий (и ужасно холодный) зал впускают первого соискателя.

— Князь Железный, властитель Железной пади! С дарами для княжны Алмазной!

Название его владений такое, что мне хочется спрятаться. Сам князь тоже не внушает доверия. Крупный, лохматый, сверкает глазами. Рыжеватая борода до середины груди. Смотрит как-то… в общем, я ему не нравлюсь, да и никто не нравится.

— Иен Холодный! Князь Белого Хребта.

Я прищурилась. Ещё один кандидат на мои руку и потроха. Ишь какой, в мехах. Важный, наверное.

— Присмотрись, доченька, — с придыханием шепчет папахен. — У Иена три серебряных шахты и еще лес, где всякая живность водится. Ты хотела на поверхности? Вот, у него замок СВЕРХУ!

Сверху? Так, разверните кандидата, в смысле, снимите с него шубу! Я хочу разглядеть этого замечательного мужчину поближе. Но Холодный не хотел разворачиваться. Даже близко не подошёл, только оставил свои дары для прекрасной принцессы, сиречь меня, посередине залы и попятился прочь. Всего-то я и увидела, что бороду рыжеватую и нос. Даже глаза не разглядела. Обидно.

— Людвиг Подгорный, владыка Северного кряжа и его братья: Серфин, Амон и Симеон!

— Спасибо, что не семеро, — бормочу я, нервно постукивая носком войлочного ботинка по ковру.

Хорошая обувь. Тихая и тёплая.

— Зачем тебе семеро? — тихо спрашивает отец. — Не справишься с семерыми.

— В смысле "не справлюсь"? У них что, жена общая? Одна на всех?

— Родные братья всегда делятся друг с другом. Тем более, если правят сообща. Поэтому Людвиг и не князь. Он очень близок к братьями. Они все — владыки. Хотя он мог их убить или выгнать, как старший.

— Эээ…

— Ну что ты блеешь как коза? Такой обычай. Или ты правишь один, тогда лучше конкурентов устранить, или объявляешь себя единым существом с братьями. Людвиг пошёл вторым путем. Жена им одна на всех нужна, но ты не волнуйся, они ещё наложниц возьмут.

Вот спасибо, успокоил. Людвига однозначно вычеркиваем.

— А в сундуке-то что?

— Дары.

— А если откажем им, дары ведь вернем?

— Это как захочешь.

— А, ладно.

— Ну, что скажешь?

— А что, больше нету?

— Сегодня трое. Завтра еще двое обещались быть.

— Хочу подарки посмотреть, — закапризничала я. — И на ужин господ надо пригласить, как же без этого. Там и погляжу еще раз.

— Не положено. Они чужаки, с ними тебе нельзя за стол садиться. Только из-за шторки подглядывать.

Я устало посмотрела на отца. Вот же козел! Я ему навстречу пошла, вела себя прилично, а он начал свое «не положено». Мрак, из-за шторки! Меня это не устраивает, я хочу нормально с людьми пообщаться, хоть немного понять, какие они.

Но, оказалось, наглость наглостью — а папахен не менее упрямый, чем я. Пожалуй, даже более. У него опыта на пару сотен лет больше. И орать он умеет громче меня. Словом, присутствовать на ужине мне не разрешили даже за шторкой, потому что я «совершенно невоспитанный ребенок и отпугну всех женихов», а папаше внук нужен.

Ладно. Мы пойдем другим путем. В конце концов, в моих же интересах удовлетворить свое любопытство до того, как Генрих мать его Скольдович выдаст меня замуж. Мама моя, Алла Дмитриевна, теперь тут тоже не последняя личность.