Алмазная принцесса

Дядя Вася нахмурился, покачал головой:

– Уж очень это рискованно… и потом, извини, тезка, но ты на Татьяну не слишком похожа!

– Что делать! Выбора у нас нет, а чтобы никто раньше времени не обнаружил подмены, мы сделаем вот так… – И я натянула простыню повыше, закрывшись с головой. – Ну что, сходство увеличилось?

Дядя Вася был очень недоволен, но ему пришлось согласиться с моим предложением.

– Только вот возьми на всякий случай… – Он положил мне под подушку, рядом с телефоном, баллончик со слезоточивым газом. – Все-таки какое-то средство обороны…

Отставной мент и бывший уголовник дружно взялись за каталку и покинули палату, оставив меня в одиночестве.

Лежать, накрывшись простыней, душно, скучно и противно. Мне казалось, что я репетирую собственную смерть, и эта мысль была не из приятных. Промаявшись некоторое время, я откинула край простыни, чтобы немного отдышаться. В конце концов, закрыться с головой я всегда успею, как только кто-нибудь войдет в палату.

Минуты бежали одна за другой, а дядя Вася все не звонил.

Я взглянула на часы.

Оказывается, прошло всего полчаса с того времени, когда я заняла Татьянино место. Очень может быть, что два старика все еще не покинули клинику, пережидают опасность где-нибудь в укромном местечке. Или просто забыли про меня.

Я на всякий случай вытащила телефон из-под подушки, чтобы проверить, не пропустила ли звонок.

И тут я увидела на дисплее, что сигнал сети отсутствует.

Я похолодела. Только теперь я вспомнила, что в современных больницах устанавливают аппаратуру, которая глушит сигнал мобильной связи, чтобы он не мешал работе электронных медицинских приборов.

Так что никакой связи с дядей Васей у меня нет и мне нужно рассчитывать только на свои собственные силы…

А может, уже пора удирать из этой палаты?

Я решила выждать еще десять минут. На всякий случай я проделала в простыне маленькую дырочку, чтобы можно было видеть, что происходит вокруг меня.

И тут дверь палаты начала открываться…

Я торопливо натянула простыню и замерла, радуясь, что догадалась провертеть «глазок».

В палату вошла коренастая смуглая тетенька средних лет. Напевая какую-то жизнерадостную мелодию, она обходила помещение, вытирая пыль и наводя порядок.

Вдруг дверь снова распахнулась, и буквально влетел высокий мужчина лет пятидесяти с длинным породистым лицом и седыми висками в развевающемся белоснежном халате.

– Вы что здесь делаете?! – обрушился он на уборщицу. – Кто вас сюда пустил?

– Что делаю? Известно, что делаю! Убираюсь я! – ответила тетка с заметным южным акцентом. – У меня четыре палаты, так? Я их должна убрать, так? Меня Марьяна Васильевна заругает, если я не уберу…

– Вам ясно сказали – чтобы в эту палату ни ногой! – рявкнул врач. – А с Марьяной Васильевной я сам разберусь!

– Ну мне-то что! – проворчала уборщица, медленно удаляясь. – Мне только лучше, меньше работы!

Дождавшись, когда дверь за ней закроется, мужчина подошел к кровати.

Я сжалась, как пружина, ожидая, что он откинет простыню и обнаружит подмену…

Но обстоятельства были за меня: дверь палаты снова скрипнула и медленно открылась.

Врач вздрогнул, отпрянул от моей кровати и шагнул к двери, раздраженно воскликнув:

– Ну кто еще тут? Я же просил не беспокоить…

В следующую секунду он шумно выдохнул и произнес совсем другим голосом – взволнованным, чуть задыхающимся:

– Это ты?!

Я перевела дыхание и выглянула в свой самодельный глазок.

В дверях палаты стояла худощавая светловолосая женщина со следами былой красоты. Лицо ее было опустошенно и измученно.

В следующую секунду я узнала ее: это была Елена Ладыгина, вдова убитого Алексея Ивановича. Но сегодняшняя Елена отличалась от той нарядной, уверенной в себе женщины, которую я видела на корпоративном празднике, как отличается глухая осенняя ночь от июльского полдня.

– Это ты?! – повторил мужчина, делая шаг навстречу Елене. – Но как… но зачем ты сюда пришла?

– Мне нужна твоя помощь, – проговорила Ладыгина мертвым, бесцветным голосом. – Мне не к кому больше обратиться…

– Ты же знаешь, я всегда готов тебе помочь… – Мужчина сделал еще один шаг, поднял руки, словно хотел обнять ее, но тут же опустил их, невольно оглянулся на мою кровать и добавил: – Но здесь, в клинике, не совсем удобно… Впрочем, неважно… Так что случилось?

– Мою девочку… Олю… ее поместили в тюремную больницу… Сделай что-нибудь, Сергей! Ты ведь врач, ты можешь помочь… у тебя есть нужные связи…

– В тюремную больницу? – переспросил мужчина растерянно. – Но почему? Что она сделала?

– Ты ведь знаешь, какие у нее бывают приступы… Так вот, она… она застала своего жениха, Валерия, с другой девушкой… и… она выстрелила в него…

Елена резко, шумно выдохнула, как будто собиралась броситься в ледяную воду, и закончила неожиданно тихо:

– Он умер… Олю арестовали, но она стала совсем невменяема, и тогда ее поместили в тюремную больницу… Сергей, сделай же хоть что-нибудь! Я больше не вынесу – сначала Алексей, теперь это… Сделай что-нибудь! Только ты можешь мне помочь!

Врач попятился, снова поднял руки, но совсем другим жестом, как будто хотел защититься, заслониться от слов Елены.