– В восемь, – ответил он, наконец.
– Я жду тебя дома к девяти, Мишель, – оповестила супруга Кики и, развернувшись, вернулась к лестнице.
– Всего доброго, – пробормотала я, радуясь, что в этот раз не услышала ни одной придирки.
Впрочем, рано радовалась. Не успела я подойти к лестнице, как меня окликнули.
– M-lle Лазарева!
– Да… – обмерла я.
Фон Гирс стоял, опершись на перила балкона, смотрел на меня дьявольски-зелеными глазами и мучительно долго молчал.
«Уволит… – догадывалась я, чувствуя, как от волнения мне нечем дышать. – Прямо сейчас и уволит».
– И вам всего доброго, m-lle Лзараева, – сказал мне фон Гирс.
И улыбнулся.
– А? Ага…
И мысленно тут же чертыхнулась за это дурацкое «ага». Глупая, глупая Маргарита! Еще и косноязычная, к тому же!
Но собрала волю в кулак и как могла обворожительно улыбнулась:
– Мне нужно идти.
– Идите, – милостиво позволили мне.
Но, едва я ступила на лестницу – снова:
– Марго! – Уже чуть нежнее.
– Да… – обмерла во второй раз.
– Вам к лицу этот цвет.
Слава богу, в этот раз я сообразила, что он о шляпке – прежде, чем в снова «агакнула». Но улыбнуться не успела: фон Гирс, будто ничего и не было, уже от меня отвернулся.
* * *
И все-таки я неисправимо глупа, права Доротея. Это ведь классический прием «ближе-дальше», который красивые и статусные мужчины просто обожают использовать! Сказать комплимент – и сделать вид, что оговорился. Наорать – и заявить, что не прочь увидеть тебя раздетой на кушетке. И так до тех пор, пока наивная гувернанточка до костей не сгрызет себе ногти, гадая, что же все-таки грубиян имел в виду? Пока сама себя не уговорит, что он не грубиян – а ранимая душа, нуждающаяся в понимании, любви и ласке. Ну и, естественно, разденется и пойдет на ту кушетку – в попытках до той души достучаться.
Ошибка условной гувернанточки в том, что нет никакой ранимой души. Есть только грубиян с кучей комплексов, которые он умеет разрешать лишь за чужой счет.
Если я соглашусь играть в игры барона фон Гирса, то горячо об этом пожалею…
Глава 9. Страшные семейные тайны
Из здания фабрики я вышла на ватных ногах. У меня раскалывалась голова еще посильнее, чем когда меня переехали на авто. Странное дело, фон Гирс вроде комплимент сделал – а у меня было ощущение, что он душу из меня вынул, потоптался на ней своими лаковыми ботинками и неумело запихнул обратно. Отвратительный гадкий человек! И намеки у него отвратительные! Но глаза красивые…
Слава богу, была Кики, которая мучиться тяжелыми мыслями мне не позволила.
– Дедушке в наследство досталась маленькая ювелирная лавка – на Мойке, по соседству с будущим особняком, – бодро принялась рассказывать Кики, когда мы снова вышли на улицу. – Прежде в той лавке только и делали убогие браслеты из года в год. А дедушка за границей выучился, в Италии. Когда в Петербург вернулся, очередь в его лавку была длиною с Невский! А потом расширяться надумал, выкупил это здание на Большой Морской, организовал мастерские, лучших мастеров со всей России набрал. И на обучение их никогда не скупился.
– Особняк тоже он выстроил?
– Конечно! Вместе с фабрикой и начал строительство. Для нас, для трех внуков. Марго, он необыкновенно любил нас – души не чаял. Мечтал, как вырастим, обзаведемся семьями – будем все дружно жить в одном большом доме. Наивные мечты стариков…
Тема вражды между братьями для нее была болезненной, это очевидно. Чтобы не спугнуть Кики, я скорее переменила разговор:
– Но Георгий Николаевич успешно продолжает дело вашего дедушки, как я вижу.
– Смеетесь? Георг ничего не смыслит в ювелирном мастерстве. Да, он отличный управленец, но во всем что касается искусства… полный ноль. – Кики снова необыкновенно тяжко вздохнула. – Гриша – вот кто должен быть наследником дедушки. Он поразительные успехи делала в юности! До того, как ушел в свою проклятущую журналистику.
Пояснять ничего Кики не пожелала. Тем более что мы как раз подошли к авто.
– Как же я устала, Марго… – бесцветно произнесла Кики, падая на водительское сидение. – Мой муж тот еще кровопийца. И братец не отстает. Не представляю, как я поведу авто. Может, возьмем извозчика?
– Если хотите, я могу повести, – вдруг предложила я.
А что? Автомобили начала двадцатого века наверняка работают по тому же принципу, что и двадцать первого.
– Вы умеете? – насторожилась Кики. И махнула рукой: – попробуйте. Этот автомобиль уже столько пережил, что лишняя вмятина ничего не изменит.
И спрыгнула с водительского места, освобождая путь мне.
Автомобиль был невероятен. Маленькая табличка под лобовым стеклом гласила «The Silver Ghost»5
: кузов у него и правда был посеребренный, отражающий холодный ноябрьский день не хуже зеркала. Огромные колеса, открытый верх, мягкие сиденья внутри и простенькая приборная панель. «Роллс-Ройс» был праворульным, но я четыре года ездила на «Тойоте», так что сориентировалась быстро. Швейцар услужливо помог завести мотор – и автомобиль тронулся необыкновенно мягко. Честно, после вождения Мишеля я ожидала худшего! Но авто и впрямь походило на призрака – плавный и достаточно шустрый.