Алмазная реальность

Лес, который окружал деревню людоедов, выглядел хилым только вначале. Буквально через километр мы словно пересекли некую невидимую границу — деревья вытянулись, стали гуще и вскоре закрыли от нас небо. Мы попали в вечерние сумерки, хотя на невидимом небосклоне солнце достигло зенита.

Мутагены попали здесь в благодатную почву. Они подняли деревца ввысь, превратили небольшой лесок в джунгли. Вся растительность размножалась с невероятной скоростью. Если рискнуть и остановиться всего на минуту, можно увидеть, например, как мох за считанные секунды оплетает дерево снизу доверху и как дерево борется с ним. выделяя особые вещества. Можно увидеть, как лианы, словно щупальца неизвестного животного, впиваются в кору поднебесных гигантов, семена которых случайно упали однажды в эту отвратительно живую грязь, да так и остались в ней. А может быть, это были не лианы вовсе… Кто знает, что могло зародиться в этой изгаженной человечеством земле?

Проваливаясь по колено в слой гниющих листев, мы едва-едва делали два километра в час. Впрочем, вряд ли кто-нибудь сумел бы в этом лесу двигаться быстрее…

Я скормил своим ребятам почти весь имеющийся у нас запас мутагенных компенсаторов. Если они закончатся раньше, чем мы пройдем опасную зону, стерилизация нам обеспечена. В принудительном порядке, в соответствии с Пражской конвенцией от сорок четвертого года «О координировании мер по устранению последствий применения мутагенных веществ». Какой-то умник мне сказал, что самое страшное — это ядерное оружие. Мол, человечество погибнет в атомном огне и все такое…

Хренов сто! Этого бы умника да в этот лес. Который и границ-то не имеет. Сколько идем… А по карте — так должны уже в саванне пыль жрать.

Я с отвращением оторвал от щеки белого червя, который усердно пытался вбуравиться мне под кожу.

Дерьмо! Какое дерьмо! Одно сплошное…

Что я такого сделал в прошлой жизни, что меня бросают в это дерьмо?!

Впереди произошла какая-то заминка. Я поспешил к голове нашей маленькой колонны.

О нет…

Я увидел, как бледный Чиконе, одной рукой держась за живот, а другой вцепившись в рукав поддерживающего его солдата, старается усмирить свои не вовремя разбушевавшиеся кишки.

— Привал, — скомандовал я. — Но никому не садиться, слышите?! Если, конечно, не хотите быть сожранными заживо какой-нибудь инфузорией-туфелькой. Чиконе… Не дотерпишь?

Он только помотал головой. Несчастный парень, ему сейчас белый свет с овчинку кажется… Но нельзя ему тут… присаживаться. Обязательно заразу подхватит. Не приведи господь, синюю амебу или кольчатого червя Крюкова, который, попав в благоприятную среду, начинает размножаться с невероятной скоростью, да еще вдобавок выделяет какой-то редкий токсин в качестве отходов собственного организма. Видел я несчастных зараженных, в ангольском лагере… Поначалу их еще лечить пытались, пока не стало ясно, что единственное облегчение для несчастных — это ампула с цианидом.

— Чиконе… Вали под себя.

— Да, мой генерал… — Вид у него был отрешеннейший.

На миг он замер. Потом расслабился. На лице обильно выступила испарина.

Не давая ему осмыслить происшедшее и наделать очередных глупостей, я скомандовал:

— Вперед! Живее, мы отстаем от графика.

От какого графика?..

Мы прошли еще километра два, когда Чиконе вдруг сделалось совсем плохо. Он согнулся пополам, опершись на ствол автомата. Закашлялся. Побелел, а затем его вырвало чем-то синим.

— Отойдите от него! — закричал я тем, кто кинулся подхватить падающего солдата. — Не прикасайтесь! Назад…

Когда я подошел к нему, Чиконе уже не мог стоять и медленно опустился на колени. Лицо смуглого итальянца было характерного голубого цвета.

Живой труп. Пока живой…

— Джузеппе… — негромко позвал я.

Он поднял голову, и я поразился, насколько быстро болезнь взяла свое. Глаза ввалились, из носа текла струйка крови.

— Мой генерал?.. — Голос призрака.

— Прости меня, Джузеппе.

Он даже попытался улыбнуться, но согнулся. Ему снова стало плохо.

— Абе, веди отряд дальше. Я догоню вас через полчаса.

Шесть человек, возглавляемых безмолвным Абе, исчезли за деревьями.

Чиконе начал сползать в собственную блевотину.

Я ухватил его за шиворот, вернул в исходное положение. Плевать на бактерии. Инфузории, мать их…

Я не могу позволить своему солдату подыхать в дерьме!

Вы мне заплатите! Все! Сволочи! Заплатите за это дерьмо, за эту гнусь, в которую вы превратили мою землю!

Послышалось шипение. Прислушавшись, я понял, что это Чиконе пытается что-то сказать. Нагнувшись к нему, я разобрал только одно слово:

— Генерал… Генерал… Генерал…

Он уцепился за мою штанину, вытянул руку вперед, согнул ладонь, словно обхватывая что-то, и несколько раз дернул указательным пальцем… В воздухе стояла страшная вонь.

— Я понял, Джузеппе. Я понял. Хорошо…

Он отпустил мою ногу и, опустив голову, стал ждать, не переставая что-то шептать.

Достав пистолет, я услышал, как Чиконе внезапно внятно и четко произнес:

— Мама?

Что он увидел там, в последние секунды своей жизни, умирая от грязной инфекции в изувеченных мутагеном Джунглях? Я не желал бы этого знать.