Алмазная скрижаль

   Они шли по заповедному лесу. Из чащи выходили олени, оставшиеся зимовать птицы провожали их радостным звоном. При виде их волновались почти уснувшие осенние деревья. Они взобрались на невысокую сопку. На вершине ее, закрытая со всех сторон валунами, зеленела свежей травой округлая поляна. Голубой полупрозрачный кристалл врос основанием в искристую живую траву. Это была высокая стела из светлого кварца. На поверхности камня был выплавлен глубокий барельеф. Волшебные растения и животные, обнаженные люди, танцующие в райском саду… Ниже располагался алфавит. Буквы сплетались в сложный узор. Остальная поверхность камня была гладкой, мерцающей изнутри. Лика завороженно коснулась камня ладонью. Он оказался неожиданно теплым, как человеческое тело. В глубине камня рождались световые волны.

   Лика подошла к камню, встала на колени и долго стояла в молчании, изумленно и радостно читая древнюю вязь, рождающуюся на светлой поверхности.

   – Это же буквы Златой Цепи, грамота миров…

   – Лика, подумай… Хочешь ли ты вернуться во Внешний мир, но тогда дитя, что уже утвердилось в тебе, никогда не придет во Внешний мир как равный к равным. Он станет Веди. Но если ты хочешь остаться здесь, то…

   Она закрыла глаза руками от слепящего блеска, идущего из глубины камня.

   – Нет… Я ухожу… Прости меня, прости…

   – Лика! Остановись, – Молник схватил ее запястья и поднял к небу. Лика стояла, вскинув руки. И тучи раскрылись, на поляну упал солнечный луч. Положив ладонь на ее вздрогнувший живот, Молник сказал: – Это дар Ясны твоему будущему ребенку. Когда он научится ходить, ты приведешь его сюда. Знания Внешнего мира не нужны ему. Он вырастет здесь, на Ясне. На Ясне через двадцать пять лет сольется и наша кровь. Мы никогда не будем вместе. Но наша любовь взойдет в наших детях, твоем сыне и моей дочери. Отсюда, из северных лесов, выйдет ядро новой расы, спасительницы мира от зла… А теперь спеши к мужу…

* * *

   Вертолет вынырнул из-за лесного гребня и, снижаясь, пошел на Вадима, на ходу выбрасывая солдат, похожих на черных шевелящихся личинок. Вертолет взмыл выше и, попав в светящиеся сети, крутанулся на месте, заглох и распался надвое, обломки его ярко вспыхнули и исчезли, оставив в небе прозрачный чад. В том месте, где только что был вертолет, мерцала сияющая точка, словно над озером стояла яркая звезда.

   Вадим залег за камнем, расчехлив пистолет. Черные солдаты появились со стороны озера. Они рассыпались по поляне, прячась за валунами. Вскоре он понял, что нападающие палят беспорядочно. Это был отряд без командиров. Скорее всего, «голова» операции сгорела в вертолете.

   Он косил их огнем ненависти и ледяной яростью. В него били со всех сторон, но серый камень хранил его и отражал автоматные очереди. Черные низкорослые фигуры в кожаных шлемах-полумасках так и не смогли взять его в кольцо. Несколько трупов корчилось поодаль, двое или трое остались лежать за валунами обсерватории, но патроны были на исходе. Вадим подпустил близко неуклюжую мешковатую фигуру и ударил из-за камня. Нападавший успел сделать несколько шагов и завалился набок. Тело его замерло в трех метрах от камня следовика. Резким броском с перекатом Вадим вывернулся из-за камня и успел выхватить из его рук громоздкий автомат. Он не сразу понял, что ранен. Лишь через минуту почувствовал боль, рубаха на груди намокла, ало заблестела трава. Он отстреливался одиночными, экономя патроны. Стрелял метко и видел, как от его выстрелов заваливаются в траву черные тупоголовые личинки. Атака захлебнулась. Пошатываясь, он добрел до ближайшего трупа, сорвал черный кожаный шлем-маску: Щелкунчик! И еще, еще один… Рыжеватые волосы монстров шевелил ветер. «Сеиримы», боевые машины будущего…

   Прошло несколько долгих часов. Он сидел, спиной прислоняясь к камню следовику. Рана на груди была уже сухо и твердо перевязана. Он смотрел за озеро, на холодную желтую зарю.

   Лика бежала к нему по изумрудной поляне. Подбежала, упала на колени, взглянула: глаза в глаза. Нет, еще глубже – в душу. Припала к его плечу и наконец-то заплакала освобожденно. Его пепельные губы жалко шевельнулись, он еще силился улыбнуться, утешить ее. Розоватая пена вспучилась в уголках рта. Он отер губы здоровой рукой. Кровь на губах – плохой знак, наверное, пуля задела легкое.

   – …Олененок, родной… – прошептал он с тяжелыми всхлипами. – Эти твари взорвали храм и подземный ход. Но я убил их… всех…

   Она помогла ему встать, подставила плечо, поддерживая, повела к озеру. Держась друг за друга, они спустились к кромке воды. Каждый следующий шаг давался ему труднее. Повязка быстро набрякла кровью. Лика почти доволокла его до берега. Они легли у водной кромки и жадно пили озерную воду.

   – Лика, нам надо переправиться за озеро, там живет моя мать. Если умирать, то лучше там…

   Но она словно не слышала его, думая о своем.

   – Там, за болотом я встретила Влада. Он живой, он говорил со мной…

   – Если ты еще любишь его… Уходи… – Он крепко прижал ее голову к своему плечу.

   Она не поняла, не запомнила его последних слов. Но она слышала прерывистый стук сердца.