Бревна костра были выложены пылающей спиралью, и ветер споткнулся и закружил на месте, словно неукротимая сила поймала и скрутила его. Туман и обрывки туч свернулись в воронку, в магический зрачок тайфуна, грозовая энергия полюса свилась в жгут, в ствол могучей молнии и устремилась вниз, к земле, наполняя воздух дыханием грозы. Зеленовато-синие всполохи заплясали вокруг костра и беззвучно ушли в мерзлую землю, не потревожив того, кто лежал рядом с пылающим лабиринтом.
Казалось, что человек спит, свернувшись у костра, лицом к алому пламени. На самом деле он был мертв, и все его тело было сковано холодом. Светлые волосы смерзлись и оледенели, темные пожухлые веки склеились и застыли. Новый порыв ветра и новые разряды молний сотрясли его пустую, погасшую оболочку. Скопившаяся в тканях «мертвая вода» впитывала живительные разряды. Тело быстро оттаяло от жара костра, мышцы снова стали мягкими, и из-под ресниц выбежала слеза.
Костер вспыхнул, раскрылся, как цветок, искры взлетели густым роем, и на снегу заиграли алые всполохи. В огненный круг вбежала женщина, и тело ее затрепетало в беззвучном танце. Вокруг ее обнаженного тела струился тонкий радужный покров, похожий на полярное сияние. Она повторяла движения пламени, то взлетая над костром, то низко припадая к земле, она кружилась как огненный вихрь, и водопад ее светлых волос то струился под ветром, то серебристыми кольцами ложился на снег, когда она, прогнувшись в поясе, запрокидывалась назад.
Но Смерть крепко держала свою добычу совиными лапами, и спящий не слышал звуков внешнего мира и не мог видеть огненного танца. Темное смертное облако окутывало и баюкало то, что когда-то было его памятью, его любовью и волей, но глухая пелена внезапно дрогнула, и сквозь нее прорезался далекий ослепительный свет. Это была сияющая огненная звезда, и неосязаемо-тонкое существо на миг вернулось туда, где горела, призывно раскрываясь, звезда-цветок, туда, где брезжил ясный, манящий свет, и бестелесный дух вернулся в тело на один прощальный миг.
Огонь взметнулся выше, забушевал, разгоняя мрак. Женщина легко запрыгнула в костер и пробежала по огню. Огонь не причинил ей вреда, но тело ее ярче засветилось сквозь облачный покров. Алые прозрачные угли рассыпались на тысячи искр.
И спящий внезапно увидел самого себя, и дивную женщину, и костер похожий на широкое косматое солнце. Алый танец завораживал и манил, звал и вновь затягивал в огненный круговорот жизни. Всплесками рук, изгибами тела, бросками и кружениями женщина рассказывала о чем-то мучительно знакомом, страстном, желанном. Она была звездным огнем, и ледяным остывшим камнем, и чуткой волной, и резвой беспечной рыбкой, и гибким тростником, и плакучей ивой на ветру, и летящей над морем птицей, и смертельно раненным оленем, и легкой, зыбкой, как пламя, душой, бьющейся в объятиях плоти. Танец говорил о страсти зачатия и муках рождения, о сладости зрелой любви и последних смертных объятиях матери-Земли.
Внезапно он услышал отдаленные звуки, первобытную музыку зимнего ветра и барабанный бой. От частых глухих ударов дрожал синий воздух поляны. Ха-тум-тум… Ха-тум-тум… – словно резкий выдох и стук сердца.
Его потянуло вниз, к огненной женщине, к ее ослепительной красоте. Грохот горного обвала настиг и смял его, он оказался свержен вниз и вновь пленен плотью. Он больше не видел костра. Ледяная тяжесть нестерпимо давила и обжимала загнанную во мрак, пленную душу, она металась, не находя выхода, и тело ожило, наполняясь этим внутренним движением и стуком. Первым вернулось ощущение нестерпимой боли. Но вновь повелительно и яростно забил барабан: ха-тум-тум… ха-тум-тум. Тело содрогнулось и выдохнуло, вытолкнуло из груди мертвый застоялый воздух, и сердце затрепетало, как птица-подранок, и глухо ударило раз и другой. Оттаявшее от жара костра тело вспоминало дыхание, его ритм и тысячи своих почти незаметных, согласованных движений. Проснувшаяся кровь упругими толчками наполняла тело.
Женщина услышала стук его сердца, выпрыгнула из пламени и легла рядом. Правой рукой она коснулась его ладони, и он ощутил жар ее пальцев, левую положила на лоб – рука была прохладна и легка. Боль ушла. Блаженство затопило тело, оно снова жило, дышало и медленно наливалось теплом. Сквозь горячие женские руки в него перетекали сила и жизнь. Женщина мягко коснулась его лица и поцеловала в губы, даря живое дыхание, теплое, сильное, нежное, как вешний ветер. Ее сияющие глаза были последним, что видел он, погружаясь в сонный омут. Из глубины их шел звездный свет, и сияние этих очей утешало, обещало радость и жизнь…
Он так и не смог вспомнить наяву того обнаженного огненного танца. Только во сне изредка приходило странное видение, обдавая восторгом и жаром.