Алмазная скрижаль

Вадим решил, что больничный конвоир сейчас выведет к нему растерянно и виновато улыбающуюся Викторию Павловну. Он вытаскивал из карманов жестко круглившиеся апельсины, давил, торопился. Головокружительный пьяный запах растекался по больничному холлу. Шелестя белоснежным хитоном, из глубины коридора, сквозного, как туннель, по которому стремятся на свет освободившиеся души, шла молодая женщина в темно-зеркальных стрекозиных очках. Тонкие, в черной помаде губы сжаты, крылышки носа упруго дрожат. Кончики пальцев упрятаны в кармашки, как в ножны. Ее энергичная собранность отозвалась в Вадиме чувством чего-то непоправимого.

— Вы к Хорде? — Пауза, многозначительная и выжидательная. Докторша смотрела на жалкий апельсин, зажатый в ладонях посетителя. — Больная переведена в частную клинику профессора Губарского. Вы могли бы чаще навещать свою родственницу.

— В какую частную клинику? Вы можете назвать адрес?

Словно не слыша его вопроса, ровный голос диктовал: «Выписана в состоянии делирия, под расписку, расходы по перевозке оплачены родственниками…»

— Но у нее не было родственников… кроме меня. — Вадиму всегда тяжело давалась ложь, но шестым чувством он знал, что нерадивый племянник сейчас гораздо уместнее, чем частный сыскарь. — Где я могу найти тетушку?

— Адрес есть в регистратуре.

Женщина картинно пожала плечиками, резко развернулась на каблучках.

Призрачные следы Виктории Павловны вели в элитный поселок «Повадино», где проживала Жанна Уджедо, ее племянница, вызволившая тетушку под расписку и щедрые подарки лечащим врачам. Поселок казался вымершим в этот послеполуденный час. Лишь в красноватых ветвях сосен носились с сердитым цоканьем блестящие, заруделые от линьки белки.

Вадим долго прогуливался вдоль чугунных, кирпичных и каменных оград, изредка нажимая на кнопки звонков.

Из-за литой, в завитках, решетки вышел мрачный седоусый охранник в малиновой ливрее с галунами. В тяжелых подглазьях дремало подозрение. Выслушал не мигая, ушел доложить. Вадим разглядывал диковинную ограду, сплетенную из металлических завитков и опасно выгнутых стилизованных волн, достойную русского Ренессанса. Черный лоснящийся дог выпрыгнул из-за кустов, за ним появилась высокая женская фигура. Молодая рыжеволосая женщина в белом, явно мужском свитере, доходившем до смуглых колен, нестройно поводя бедрами, двигалась к калитке. Вадим мельком заметил, что огромный свитер натянут на голое тело. В рассыпавшейся по плечам прическе, в зыбких движениях сквозила небрежность. Видимо, женщина только что поднялась с постели.

— Здравствуйте, я ищу Жанну Игоревну Уджедо.

Женщина молча распахнула калитку и пошла впереди Вадима, плавно покачиваясь, словно еще не утих в крови вчерашний шторм. Дамочка была из самого высшего что ни на есть общества, а ее надетые на босу ногу туфли и мятый свитер были случайны, как фальшивая нота для классного маэстро или рыбья кость в салате оливье. Пес шел за спиной следователя, карауля каждое движение. Было слышно ритмичное, сиплое от злобы дыхание.

За елями белел двухэтажный дом, выстроенный в стиле альпийских шале, а может быть перенесенный с берегов швейцарского озера. Лиловые и желтые вспышки первоцветов слепили глаза. Золотистая полупрозрачная бабочка неторопливо разминала крылышки. Они явственно вибрировали в такт солнечным волнам. Похоже, даже качество солнечного света здесь, на этом острове Блаженных, спасенных уже при жизни, было иным, чем в окрестном мире: ярче и как-то питательнее.

Они прошли просторный холл с остывшим камином и очутились в зале, притемненном бархатными шторами. Женщина уселась напротив Вадима в низкое кресло, закурила тонкую длинную пахитоску, красиво отбросила руку с изящно завитым дымком и выжидающе посмотрела на Вадима.

— Я ищу Хорду Викторию Павловну. — Под ее долгим взглядом Вадим Андреевич ощутил неуместное томление. Он старался смотреть мимо ее широко расставленных коленей, но они светились в сумраке зала, как золотистые смуглые яблоки.

— Здесь нет такой. — В лице Жанны мелькнула ленивая скука. Голос у нее был низкий, с внутренней дрожью, как долгий гитарный аккорд.

— Странно. В клинике сказали, что вы ее увезли под расписку. Простите, я не объяснился: я недавно купил у Виктории Павловны несколько работ, но не успел их забрать. Мне надо повидать Викторию Павловну или, на худой конец, поговорить с кем-нибудь из ее родни.

Женщина оценивающе смотрела на него сквозь дым.

— Виктория умерла. — Она затушила пахитоску о столик.

— Как умерла? Ведь она хотела жить…

— Все хотят… жить, — с невеселой усмешкой ответила Жанна.

Она лениво поднялась с кресла и вышла в соседнюю комнату. Сквозь незакрытую дверь виднелась неубранная постель и охапки черных подвядших роз в античных вазах. До слуха Вадима донеслось сердитое шуршание бумаги.

— Черт, не могу найти свидетельство. Она умерла от сердечного приступа… Хотите вина?

Жанна налила вина и подала Вадиму.

— Вы можете забрать все ее картины.

Он слишком поспешно окунул в вино спаленные губы. «Умерла, ну что ж, мы все, все когда-нибудь умрем…»