Поэтому, когда из-за забора послышался вкрадчивый голос, соседа и собутыльника Курдупеля — Валерия Аркадьевича Федорчука, я только с третьей попытки допер, что соломенный капелюх, разговаривает со мной.
- Леша… Леша-а-а-а… Ляксе-е-е-й… Твою мать… Тумба тугоухая…
- А, — с опозданием отреагировал я. — Чего?
- Не надо туда ходить, — услышал я вкрадчивый голос. — Там много лишних гостей, неделю уже сидят, все кого-то караулят… До этого были даже выстрелы, и, поверь мне, это был не праздничный салют…
- Спасибо, — мне только и оставалось поблагодарить бескорыстного помощника, спасающего жизнь знакомому собутыльнику… Вызывайте милицию…
- Эти мордатые бездельники уже здесь были, — недовольно зашипело из-за забора. — Покрутились, отдали честь их главному и смотались…
- Еще раз спасибо, — я тяжело вздохнул. — Но служба есть служба.
- Ни пуха, ни пера, — признав во мне охотника, не оборачиваясь, пожелал мне капелюх.
- К черту, — на всякий случай помянул я беса, выходя из зоны слышимости полета пуха и странностей чужого шепота.
- Дорогой ты наш, — раздался неприятный голос, когда у меня за спиной слишком резко захлопнулась дверь. — Гость ненаглядный, проходи, проходи же…
Ко мне навстречу, радушно раскинув руки, пошел мужик. Я вспомнил этого мордастого, развязного типа… На даче Утехина, бандюги называли его «Старшой». На своем распухшем, сине-желтом лице, он имитировал «хлеб-соль» и славянской радушие с водкой.
- Заждались, заждались… — ворковал он, заключая меня в свои объятия.
Мне ничего другого не оставалось, как лучезарно улыбнуться и раскинуть свои объятия в ответ.
Мы обнялись с ним, как добрые, старые знакомые.
Обнимались до боли… До хруста грудной клетки.
Он проверял наличие у меня оружия, я испытывал его физические кондиции. Они оказались великолепными, что было видно по моему сладко-уксусному выражению лица. Помял он меня основательно.
- Ну, садись… Давай, не стесняйся… — он ногой выдвинул табурет на середину просторной кухни. — Хозяин должен появиться с минуты на минуту. Вместе подождем, покалякаем о том, о сем… Расскажешь, как добрался, что там в мире слышно, по чем цены на мануфактуру и зерно?
Обойдя, услужливо подставленный табурет, я сел у стены на лавке. Так можно было не бояться получить удар сзади.
- Как голова, — проявил он подозрительную осведомленность. — Руки после наручников не болят. Представь себе… Вся милиция, все наши коллеги из других ведомств, с ног сбились. Не спят, не пьют, ищут того, кто мог перестрелять пост и уйти от погони. Оказывается, его нет ни в одной картотеке.
Я пожал плечами, мало-ли в мире всяких чудес бывает, а он продолжал токовать.
- Ну, сейчас-то они появятся. Столько следов, хороших и разных, только старайся… Розыски, мил человек… — он даже присвистнул от того, что твориться. — Ведутся самые активные. Их министр, говорят, уже доложил президенту, что в течение суток возьмет гада, живым или мертвым.
- Зачем, ты мне все это говоришь, — спросил я, без излишней щепетильности, легко и непринужденно переходя на «ты» с незнакомым человеком. — Столько людей, для чего собрал-то?
Постепенно до меня стал доходить смысл, что вся эта комедия посвящается мне.
- Вот…
- Что, вот.
- Вот мы и подошли к главной теме нашего разговора, почему я собрал столько народу? Отвлекая их от нашей службы, которая, как известно и опасна, и трудна, — он во всю балагурил и веселился. — Слишком долго я за тобой бегал, а ты меня, как «призрак коммунизма» обманывал и дурил.
Он сделал незапланированную паузу, подошел к столу, хлебнул водицы.
- Мои хлопцы, стали уже тебя бояться, это говорят всадник, хоть с головой, но без коня и… телесной оболочки, — он рассмеялся. — Ты, классных оперов, превратил в институтских благородных девиц, пугающихся собственной тени.
Я все ждал, когда этот весельчак закончит представление и перейдет к делу. Из-за всего происходящего у меня стала нестерпимо болеть, просто раскалываться голова.
- Халявченко, — вдруг гаркнул он. — Вишь человек с дороги, давай, мечи на стол продовольствие и фураж.
Почти мгновенно на столе появилось известное сало и фирменная курдупелевская колбаска… Намытая зелень и заветная четверть с самогоном.
ГЛАВА 65
Под «охи и ахи» сводок с поле раздающиеся из радиоточки, выпили по стакану. Глядя в потолок и в общую тарелку, похрустели огурцом.
По-прежнему, общих тем для обсуждения не находилось
Выпили по-второму.
Хмель начал разъедать меня изнутри, как вредная ржа. Налег на сало, единственное спасение в такой ситуации.
Тем не менее, несколько суток, не жравши, и я теплый. Чуть не падаю под стол. Это вам, ребятки, не теплое саке, это местный самогон из хлебных и других полезных злаков и монокультур.
- Ну что, танцы здесь будем устраивать или веселой гурьбой завалимся в клуб? — я начал требовать к хлебу еще и зрелищ и… плотских удовольствий. — Подеремся с местными парнями, за честь благородной дамы? Чего молчите, как на похоронах Советского Союза? Или вам, как и тогда, все по фиг?