Алмазное сердце

Уже на крыльце стало понятно, что помимо стражников и магов, чье пристальное внимание ощущалось буквально кожей, дворец охраняется защитными чарами. Но я все же больше побаивалась людей. Заклинания не способны распознать в лицо беглянку-княжну или обвиняемого в ее похищении оборотня, охранные паутинки не догадаются, что, пройдя в заполненный простолюдинами общий зал, ты только и думаешь, как прорваться в ту часть дворца, где принимает высокопоставленных гостей герцог. Самые сложные чары рассчитаны максимум на то, чтобы уловить признаки агрессии, злость и враждебные намерения. Нам можно было этого не опасаться: мы никому здесь не желаем зла, мы просто хотим поговорить…

А для этого нам нужно пробиться на закрытую половину!

— Вестран не скупится, — шепотом отметил, войдя в бальный зал, Джед.

Он придерживал меня под локоть, пока я растерянно и зачарованно глазела по сторонам.

Огромное помещение, отведенное, как дань традициям, для приема неименитых горожан, точнее — горожанок, было украшено так, словно тут сегодня собрался цвет вестольской аристократии. Люстры в тысячи свечей озаряли праздничный зал, богатую драпировку стен, ломящиеся от угощения столы, вазы с цветами и ледяные скульптуры. Радостные блики играли на натертом до блеска паркете и дешевых украшениях присутствующих здесь дам — в большинстве своем молодых и привлекательных. Хорошо, что мы опоздали к основному отбору «гусятниц»: я никогда не переживала насчет своей внешности, но тут вынуждена была признать, что в таком скоплении красавиц могла и затеряться.

На балкончике под самым потолком устроился небольшой оркестр, звучала музыка, но пока негромко, и никто не танцевал. Очевидно, ждали появления виновника торжества. Ар-дэй Вильям должен будет выбрать одну из девушек и лично открыть бал.

Интересно, каковы мои шансы приглянуться будущему герцогу Вестранскому?

Хотя я на его месте не привередничала бы: с такой-то невзрачной и кислой физиономией. Да еще и художник ему, поди, польстил…

Высоченный портрет Вильяма висел на центральной стене. Наверное, чтобы «гусятницы» загодя могли рассмотреть, как тот выглядит, чтобы после не перепутать с кем-либо из гостей. В стороне от полотна, изображавшего наследника в полный рост и при полном параде, висели портреты его родителей. Эрнест Вестранский представал красивым, осанистым мужчиной лет сорока-сорока пяти, с прямым носом, чуть выдающимся вперед квадратным подбородком, глубокими антрацитовыми глазами и роскошной гривой иссиня-черных волос, едва заметно тронутых у висков сединой. Портрет герцогини разъяснял, в кого Вильям уродился таким неказистым: у нее был такой же, как у сына, нос картошкой, тонкие губы и маленькие глазки. А под пышным рыжим париком, очевидно, прятались жидкие мышино-серые волосы. Это король Алвар когда-то женился по любви на бедной, но прекрасной гусятнице. А герцог Эрнест взял в жены младшую принцессу соседней державы… Что тут еще говорить?

Ой! Я вдруг поняла, что мысленно обсуждаю и осуждаю членов второй семьи в королевстве, и так как-то не по-доброму. Кажется, раньше я не была такой въедливой злюкой.

Чтобы отвлечься от недостойных мыслей, я отвернулась от портретов герцогской фамилии.

Но на соседней стене тоже висели портреты!

Хвала Создателю, на эти хоть было приятно посмотреть: юный король Дарен, ее величество Элма, сестра ар-дэя Эрнеста, и покойный король Эдуард.

Джед

— Тоже ищешь сходство? — спросил я у Саны, заметив, что она, как и я, рассматривает портрет Эдуарда.

— А оно есть?

Нет. Эд Неудачник был статным голубоглазым блондином, а Яра, русоволосая и синеглазая, внешностью пошла в мать.

Дарен, к слову, тоже. В свою, естественно. Черты Вестранов явственно проступали в облике несовершеннолетнего короля: прямой нос, красиво очерченный рот, небольшая ямочка на подбородке. Если бы не голубые глаза и светлые волосы, унаследованные от покойного родителя, он смотрелся бы омоложенной копией дяди.

А ее величество Элма походила на брата так, как только может женщина быть похожа на мужчину без ущерба для своей природной красоты. Если Эрнест по праву мог служить эталоном мужественности, его сестра являла собой совершенную женственность, и художник, честь ему и хвала, сумел превосходно это показать. Мне доводилось видеть королеву воочию, и, поклясться готов, она была именно такой: утонченной и хрупкой, словно нежный цветок орхидеи… отлитый из высокопрочной стали. Я не поэт и не знаю, бывают ли такие цветы, но иначе описать бы ее не мог.

— Что будем делать? — Сана отвлеклась от портретов и развернулась ко мне.

— Сейчас сориентируемся.

Я пытался казаться спокойным, но удавалось это с трудом. Скрипач на балконе взял фальшивую ноту — словно по нервам прошелся смычком. Злосчастные бумаги оттягивали карман.

— Я боюсь, — на миг прильнув ко мне в царившей вокруг сутолоке, призналась девушка.

Я отвел ее в тихий уголок, недалеко от накрытых столов. Нужно было осмотреться и решить, как поступить дальше.

— Давай просто уйдем? — предложила она вдруг.

— И будем бегать от Менно до конца жизни? А Яра? А Рик?