— Мы бы там не оказались, если бы не пытались вам помочь, — с укором выговорила княжна, выделив слово «мы».
— Будто вас кто‑то просил, — бросил я зло. — Да и немного толку было от вашей помощи.
Мун семихвостая! Лучше бы ещё водички выпил.
Целительница швырнула в фонтан ковшик и, не глядя на меня больше, быстрым шагом пошла по дорожке к лечебнице.
— Сана!
Обернулась: щеки пылают, глаза влажно блестят, губы подрагивают.
— Ты… ты…
Знаю: дурак, грубиян, сволочь неблагодарная. Слабак, которому проще девушку до слез довести, чем признаться, что она ему нравится.
— Прости, я не хотел тебя снова обидеть.
Подойти, обнять, стереть со щеки сорвавшуюся с дрожащих ресниц слезинку, поцеловать, получить пощёчину, ещё раз поцеловать… По–моему, отличный план.
Нас разделяло лишь несколько шагов, когда резкая боль в груди заставила меня остановиться. Я попытался вдохнуть, но воздух комком застрял в горле. Зелень деревьев перед глазами сменилась лазурью неба, и голова отозвалась на встречу с землёй гулким колоколом. Последнее, что я увидел: побледневшее лицо на фоне медленно плывущих облаков и отблеск солнца в серебряных волосах…
Глава 20
…Боль. Холод. Жар. Боль…
Голоса. Боль. Касания. Боль…
Тишина. Боль. Темнота. Боль…
Боль. Боль. Боль…
Свет…
…яркий настолько, что пробивается даже сквозь опущенные веки.
Я осторожно пошевелился, впервые за минувшую вечность не ощущая боли, открыл глаза и тут же зажмурился. Снег. Сверкающе–белый, искристый. Смотреть невыносимо.
— А ты и не смотри. — Тёплая рука легла на загривок, погладила по шерсти. — Не смотри — слушай.
— Нэна? — Разглядел я вприщур и ткнулся мордой в её колени. — Я… умер?
— И я, выходит, тоже, и встретились мы в чертогах великих предков? — усмехнулась Ула. — Нет, мальчик мой. Ты жив. Пока.
Я осмотрелся, по–прежнему щурясь: мы с ней сидели на заснеженном склоне высокой горы, почти у самой вершины, над нами звенело хрусталём небо, а внизу лениво ползали густые белые облака.
— Это Паруни, — подтвердила мою догадку шаманка.
— Гора Снежного Волка. Значит, не так уж далеко мы от чертогов предков.
— Недалеко. — Нэна задумчиво потрепала меня за ухо. — Но ещё не там, хвала Создателю.
— Как я тут оказался? — спросил я, уже начиная догадываться: холода не чувствовалось, а речь в зверином облике давалась на диво легко. — Это сон?
— Сон. Только не вздумай себя кусать.
— Почему?
— Проснёшься, — пояснила очевидное шаманка. — А нам ещё нужно поговорить.
— Ты специально это сделала? Я и не знал, что ты так умеешь.
— А зачем тебе было знать?
— Ну… Могли бы видеться чаще.
Рука, секунду назад ласково теребившая моё ухо, с силой стукнула по лбу.
— Хотел чаще видеться, нужно было чаще приходить!
— Нэна… — Я виновато зарылся носом в складки цветастой юбки.
— Будет уже, не до того сейчас. — Она обхватила руками мою голову и подняла, заставив взглянуть ей в глаза. — Плохо дело. Совсем плохо.
Сердце кольнуло, не болью — скорее, тревогой.
— Это камень, — продолжила Ула. — Сам уже, наверное, понял. И у кого он сейчас, тоже понял.
— Не поймёшь тут, — проворчал я, пряча от неё страх в глазах. Значит, Эван все‑таки сказал.
— Не знаю, что он с ним делает. То ли другим алмазом царапает, то ли режет уже.
— Я умру?
— Все умрём однажды, — согласилась нэна. — Но ты ещё не скоро… Если успеешь. Три дня тебе дам — больше не сумею. На это время жизнь твоя не в камне, а здесь, на Паруни. Волк сторожить станет.
— Какой волк?
— Твой волк, Джед. Твой. Зверь здесь побудет, человек там останется. — Она махнула рукою вниз, на облепившие склон облака. — Три дня вы ещё друг без друга продержитесь, а на четвёртый зови его, иначе быть беде. Нельзя нам себя надолго делить.
До этого дня я вообще не подозревал о том, что себя можно делить, а от мысли остаться без своей волчьей половины встопорщилась шерсть вдоль хребта. Три дня прожить обычным человеком? Как в том ошейнике?
— Не просто прожить, мальчик. Камень верни. С бумагами разберись. В себе самом разберись.
— За три дня? — Я удручённо вздохнул: не успею.
— Не один, чай. Помогут. С Риком поговори, расскажи — ему можно. Девочек не бросайте: им без вас трудно придётся, но и вам без них не легче. Про Унго твоего молчу — этот, гнать будешь, не уйдёт.
— Нэна, а… хм, девочки‑то нам зачем? Может, хоть Яру домой вернуть? Пусть бы Рик на Тропу её вывел…
— Яру не отпускай, — строго прервала меня Ула. — Она — ваша защита. И не спрашивай, сама не знаю. Слышу только так.
— Что слышишь?
— Что духи между собой говорят. Неспроста она с вами пошла. Всё, что сталось уже, и всё, что станется, — неспроста. Рик вот, казалось, случайно с вами увязался, а гляди, какой гадюшник разворошил. Стало быть, судьба ему была такая. А от судьбы…
— Не уйдёшь, — закончил я хмуро. — Помню.
Знать бы ещё, от какой судьбы.
— Узнаешь со временем, — пообещала нэна. — А сейчас тебе пора.
Она обняла меня, поцеловала в лоб и вдруг резко дёрнула вверх, заставляя подняться на ноги.
— Иди.