Алмазные дни с Ошо. Новая алмазная сутра

В тот день, когда мы все девятеро уехали продлевать визы у мистера Неджи, начальника полиции в Кулу, Нилам должна была принести Ошо обед и сопровождать его во время прогулки. Мы приехали в Кулу и прямиком отправились в полицию. Встреча была чрезвычайно приятной. Мистер Неджи с удовольствием напоил нас чаем. Видно было, что он очень рад нашему приезду. Он рассказал нам целую кучу историй про то, как местные медведи задирают нерадивых туристов. Относительно нашего дела мистер Неджи заверил нас, что проблем никаких не будет, мы пожали друг другу руки и счастливые отправились в Спан.

На следующий день, 10 декабря, ко мне в комнату зашел Деварадж и сообщил, что нам не продлили визы. У меня закружилась голова, и я села на кровать. Как же так? Меня насторожило то, что нам так быстро дали ответ. Я подумала, может быть, они сочли наш случай важным и не терпящим отлагательств. В индийских государственных инстанциях никогда ничего не делалось быстро. К тому же из-за приближающейся зимы было практически невозможно куда-либо дозвониться. Например, связаться по телефону с Хасьей в Дели было настолько трудно, что однажды она просто села в самолет и прилетела к нам, чтобы обсудить все детали, и это оказалось гораздо эффективнее. Погодные условия ухудшались, и регулярные авиарейсы в Дели были отменены.

В тот же день в Спан пожаловали полицейские. Они собрали всех иностранцев и поставили в наших паспортах штамп, на котором значилось: «Предписано немедленно покинуть Индию». Вивек, Деварадж, Рафия, Ашу, Мукта и Хардис разминулись с полицейскими буквально на несколько минут, поскольку вся компания накануне отправилась в Дели. Они хотели подать еще одно прошение в надежде, что им все же продлят визы. За день до того, как они уехали, я слышала разговор Вивек с Нилам. Оказывается, Ошо сказал Вивек, что если нас всех будут депортировать из страны, то он поедет с нами. Вивек просила Нилам: «Пожалуйста, не позволяй ему ехать с нами. По крайней мере, в Индии он в безопасности».

Хасья и Анандо пытались добиться встречи с местными властями в Дели. Тогда министром внутренних дел был Арун Неру, человек, от которого зависело непосредственное решение, но встречу с ним постоянно откладывали. Когда Хасье и Анандо все же удалось с ним встретиться, он сказал им в приватной беседе, так сказать, «конфиденциально», что им следовало бы искать виновника возникших проблем среди своих же саньясинов. Оказывается, Лакшми написала в министерство письмо, в котором подробно рассказывала об иностранных учениках Ошо. Мистер Неру зачитал несколько строк из ее письма: «Необходимости в том, чтобы иностранные ученики заботились об Ошо, нет». На самом деле, необходимость в этом была и очень большая. Это было важно даже не столько для жизни Ошо, сколько для его работы. Как-то Ошо сказал: «Мои индийские ученики будут медитировать, но ничего для меня не сделают. Мои же западные ученики сделают для меня все, но не будут медитировать». Тогда я не поняла смысла его слов. Но позже все стало очевидным.

В тот день как раз перед тем, как Ошо собирался прогуляться вдоль реки, я услышала какой-то шум. Я пошла посмотреть, что происходит, и перед въездом в Спан увидела целое столпотворение. Прямо на моих глазах служащие Спана тщетно боролись с огромной толпой пьяных сикхов, приехавших на автобусе. Эти парни были настроены агрессивно, они кричали, что хотят видеть Ошо.

Я бросилась к дому Ошо. Он уже стоял на крыльце и ждал меня. С дороги его было прекрасно видно. Едва переведя дыхание, я попросила его вернуться в дом, потому что там приехал целый автобус пьяных, безумствующих сикхов. Когда мы вошли в дом, я закрыла шторы. Начался дождь, и в комнате стало совсем темно. Я посмотрела на Ошо, он сказал:

– Сикхи! Но я никогда не говорил ничего плохого о сикхах. Глупость какая-то! Что им нужно? – Он сел на край дивана, ссутулился, тяжело опустил голову и сказал: – Этот мир безумен, какой смысл жить?

Я никогда не видела его в таком настроении. Он всегда был умиротворен. В тюрьме, да и потом, когда он узнал об окончательном закрытии его общины, он был абсолютно спокоен. Но теперь… Он не грустил и не злился, он просто устал, очень сильно устал. Он сидел и смотрел в никуда. А я стояла рядом, словно замороженная. Я не знала, что сказать и что сделать. Что бы я ни сказала, все было бы слишком поверхностным. А любой мой жест оказался бы бессмысленным. Мне в голову пришла мысль, что он волен чувствовать себя, как захочет, и что я не должна ему мешать. Так мы промолчали некоторое время, слушая, как шум дождя заполняет комнату. Мне казалось, что я стою на краю пропасти и вижу перед собой одну лишь бездонную темноту.

Не знаю, сколько прошло времени, но в какой-то момент краем глаза я заметила тоненький лучик солнечного света, пробивающийся сквозь занавески. Я подошла к окну и раздвинула шторы. Дождь кончился. Я вышла на улицу, все было тихо. Сикхи уехали.

«Ошо, – спросила я, – не хочешь ли прогуляться?»