– О великий Мо Ши, не гневайся, прими мое поклонение и жертву! – отвечала ему, не опуская взгляда, царица. – Дай мне наследника, который уничтожит отвергшую меня империю! Дай мне нового властелина, – продолжила она и открыла ему свои чресла.
Увидев готовность синего дракона принять ее жертву, она попросила:
– Явись мне в человеческом облике, чтобы не пресечь мою жизнь и мои замыслы.
Стены древнего дворца осы́пались, но, увы, создатели храма были искусны, и свод не обрушился на головы вершащих погибель мира.
Мо Ши уже собирался покинуть свою нежданную невесту, но обернулся и сказал ей заветное слово призыва:
– Моего сына назовут Сата! Когда ты произнесешь его имя, я явлюсь за ним.
Волшебница лежала посреди потускневшей пентаграммы, а служанки, не поднимая голов, продолжали охрипшими голосами твердить имя того, кто должен погубить их мир.
Девять долгих месяцев царица носила в себе плод ее мести. Она тщательно скрывала свое бремя. И супруг, изредка видевший ее прогуливавшейся на террасах сада, не отмечал в забытой нелюбимой женщине перемен. Царица больше не интересовала его. Доносчики молчали, и казалось, она смирилась со своим положением брошенной супруги.
Раз в месяц ей приносили курицу, и царица, свернув ей голову, пачкала свои одежды, чтобы у стиравших ее исподнее слуг не возникло подозрений. Наконец в ночь полного лунного затмения царица разродилась сыном. Медноглазые кошки вылизали окровавленное дитя и подъели послед. Доверенные служанки принесли корзину, в которой младенец должен был покинуть опасный дворец. Но и у стен есть уши, а у ширм есть глаза.
Кто донес фараону о бесчестии, которым оскорбила его опальная царица, так и осталось неизвестным. Разгневанный фараон кинулся в покои бывшей своей супруги. Поручи он расправу жрецам или воинам, вряд ли чародейка сумела бы спасти свой плод от гибели, но гнев часто затмевает разум. Не скрывая грохота гневного шага, бежал фараон по гулким плитам дворца. Вслед за ним спешила многочисленная свита.
– Он сейчас будет здесь! – в страхе закричала царица своей преданной служанке.
Та метнулась к колыбели младенца и, не зная, что с ним делать, прижала дитя к своей груди.
– Дай сюда! – прошипела царица.
Она подняла мальчика перед своим лицом и дохнула на него. Ее волшебное дыхание усыпило ребенка. Он улыбался во сне. Царица бережно опустила его в огромную вазу с розовыми пионами, которые украшали спальные покои.
Младенец не издал ни звука, он мирно спал. Затем хладнокровная женщина выкинула приготовленную колыбель с балкона. В этот момент двери распахнулись, и вбежал разгневанный фараон.
– Где ты его прячешь?! – взревел оскорбленный правитель.
– О чем вы изволите спрашивать, мой господин? – поклонилась ему чародейка, опустив голову.
Но ни ее покорный тон, ни безупречно прибранная зала не обманули повелителя.
– Где твое поганое отродье? – прогрохотал фараон.
У царицы лихорадочно горели глаза, а на щеках пылал румянец, но она справилась со своим голосом и спокойно отвечала бросившему ее супругу:
– Мой господин ошибся. Здесь нет никого, кроме тех, кого видят его ясные очи. Клянусь богами.
– Ты лжешь. – Фараон приблизился к женщине. – Не смей клясться милостью богов.
Он приподнял ее лицо за подбородок и пристально поглядел в темные глаза. Царица не отвела взгляда. Тогда фараон разорвал на груди жены одежду. Жесткими пальцами схватил он грудь царицы и сжал сосок. Струйки молока брызнули ему в лицо. От неожиданности фараон отпрянул и, выхватив меч, ударил вероломную супругу по шее. Пока еще жизнь не покинула ее, царица закричала изо всех сил:
– Сата! Сата!
Она уже лежала мертвая, изрубленная на куски рассвирепевшим правителем, а эхо под сводами дворца все еще вторило:
– Сата!.. Сата!..
Синий дракон явился из ниоткуда.
Пески поглотили город со всеми жителями. Никто не знал, что за несчастье уничтожило великий град, название которого стерлось из памяти тех, кто корпел над летописями.
«Морок... Это морок! – пульсировала тоненькая синяя жилка на виске у Юстинианы. – Еще немного, и будет поздно».
Мо Ши положил широкую влажную ладонь на живот девушки, и горячая волна едва не подкосила ее ноги. Она застонала.
– Так, моя девочка, – убаюкивающим голосом одобрил Мо Ши.
Юстиниана подтянула руки и расстегнула застежку, удерживающую на шее шелковое платье. Оно скользнуло вниз, открыв высокую грудь, но заколка на талии задержала падение. Мо Ши с восхищением глядел на Юстиниану.
– Ты прекрасна, как античная дева. Ты – моя королева...
Взгляд Юстинианы отвечал ему взаимностью. Зеленые звезды глаз манили в самую глубину омута желаний.
Мо Ши наклонился, собираясь отколоть сверкающую заколку и отпустить шелковые декорации платья, но в этот момент получил оглушающий удар по ушам. Он на какое-то мгновение стал совершенно беспомощным и потерялся в пространстве. Вероятно, у Юстинианы были бы необходимые секунды, чтобы попытаться уйти, но, падая, огромное тело Мо Ши повалилось на столик, и многочисленные предметы сервировки создали многоголосый предательский грохот.