Алмазные псы

Какое-то время я не могла даже полностью охватить взглядом представшую передо мной картину. Мозг отказывался воспринимать как реальность то, что судно сотворило с полковником Джексом, хотя я видела это своими глазами. Я продолжала пялиться на него, ожидая, что это зрелище начнет приобретать смысл. Я ждала момента, когда пойму, что меня обманывает игра теней и света, как ребенок, принявший за ужасного монстра складки колышущейся занавески.

Но миг облегчения не наступил. То, что появилось передо мной, существовало на самом деле.

Полковник расширился во все стороны – подрагивающая масса пестрой плоти. Его голова была лишь незначительной деталью, как бугорок на горной гряде. Джекс простирался вдоль дальней стены, имплантированный в нее на манер огромной – метров двадцати в ширину – дышащей мозаики, окаймленной круглым валом из уплотненной морщинистой кожи. Голова покоилась на толстой шее, сливающейся с верхней частью торса без рук и плеч. Я видела зарубцевавшиеся шрамы в тех местах, где когда-то начинались руки. Ниже медленно вздымающейся грудной клетки тело расширялось, как основание оплавленной свечи. Еще нечто незавершенное – туловище? – росло из плоти полковника двумя метрами правее. У этого нечто не было головы, но имелась рука. Второй торс вылезал из Джекса сзади, снабженный парой рук, одна из которых, должно быть, вытирала полковнику подбородок. Далее, выступая из массива плоти под неестественными углами, маячили другие живые части тела. Здесь туловище, там – пара ног, а вон там – пятка или плечо. Все туловища дышали, но совершенно несинхронно. Конечности, когда они не занимались какой-то целенаправленной деятельностью, например вытиранием подбородка, извивались и тряслись, будто при параличе. Кожа между ними была пестрой, как лоскутное одеяло, и состояла из множества нарезанных клочков, которые соединили вместе. Кое-где она, как на барабан, была туго натянута на невидимый каркас из хрящей и костей. В других местах вздымалась тяжелыми складками, как штормовое море – волнами. Все это булькало и похрюкивало под воздействием скрытых пищеварительных процессов.

– Теперь ты понимаешь, почему я не могу уйти с тобой, – сказал полковник Джекс. – Пока ты не приведешь корабль побольше. Очень большой корабль. Но даже тогда вряд ли сможешь долго поддерживать во мне жизнь без помощи «Найтингейл».

– Вы чудовищно уродливы…

– Да уж, не картина маслом. – Полковник Джекс наклонил голову, как будто его вдруг осенило. – Но согласись, девочка: я все же произведение искусства.

– Как скажете.

– Судно определенно так считает, да, «Найтингейл»? Это она сделала меня таким. Ее блистательное художественное воображение. Сука!

– Вы спятили!

– Очень может быть. Ты действительно думаешь, что можно прожить хоть день в таком виде и не свихнуться? Но по сравнению с судном я нахожусь в здравом рассудке. «Найтингейл» – воплощение самого дерьмового безумия.

– Значит, Соллис была права. Оставь разумную машину в одиночестве, и она выест себе мозги изнутри.

– Может быть, и так. Но эта тварь – результат не одиночества. «Найтингейл» свихнулась задолго до того, как попала сюда. И знаешь, что послужило причиной? Та войнушка, которую мы устроили на Окраине Неба. Когда было создано это судно, в него вложили мозги ангела. Разум, предназначенный для исцеления, сострадания и доброты. Ну и на кой черт это нужно машине? Она была рассчитана на то, чтобы заботиться о нас – бескорыстно, денно и нощно. И она чертовски хорошо выполняла свою работу. Какое-то время, по крайней мере.

– Стало быть, вы знаете, что произошло.

– Судно само себя довело до безумия. В его рассудке столкнулись два противоречивых мотива. Оно было создано, чтобы лечить нас, добиваться полного выздоровления. Но каждый раз благодаря его стараниям нас посылали обратно на поля сражений и рвали в клочья. Судно облегчало наши страдания только для того, чтобы мы страдали заново. И вот оно начало чувствовать себя соучастником этого процесса: трудолюбивое колесико огромной машины, чьей единственной целью является причинение страданий. В конце концов «Найтингейл» решила, что больше не будет таким колесиком.

– Значит, она вышла из игры. Что же произошло со всеми пациентами?

– Она их убил. Безболезненная эвтаназия намного лучше возвращения на войну. «Найтингейлу» это казалось более милосердным.

– А технический персонал? А люди, которых послали отремонтировать судно, когда оно вышло из-под контроля?

– Тоже подверглись эвтаназии. Не думаю, что «Найтингейл» находила в этом удовольствие – она рассматривала их смерть как неизбежное зло. Кроме всего прочего, эта мера не позволила вновь использовать ее как космический госпиталь.

– Но она все же не убила вас.

Сухой язык выскользнул изо рта Джекса и провел по губам.

– Он собиралась. А потом получше изучила личные дела пациентов и поняла, кто я. И у него появились другие мысли.

– Какие?