Алмазный дождь

Он бежали через какие-то заброшенные дворы, через пустыри и свалки, через подвалы, где капало с потолка. Старуха плелась следом, стеная и охая, но темп выдерживала.

— Когда вас пристрелят, я помочусь на ваши трупы, — пообещала она во время очередной передышки.

Бенни ничего не ответил. Он, тяжело дыша, привалился к стене, и тут почти рядом взвыла полицейская сирена.

— Брось старуху, — посоветовал Пузан. — Лишний груз.

— Почему же? Мы еще поторгуемся.

Перед ними распахнулись двери большого старого дома, предназначенного под снос. Они вскарабкались по замусоренной лестнице на четвертый этаж. Бенни сунулся в комнату:

— Так, давайте сюда. Жаба, сядь в угол и сиди там, иначе тебя пристрелят твои дорогие и любимые полицейские. Ну-ка… — Он подошел к окну и осторожно посмотрел наружу. — Так и есть, вот они. Суки!

— Может, мы сдадимся? — упавшим голосом спросил Хесус.

— Ты что, козявка, хочешь жить вечно? — закричал Бенни, схватил ветхий стул и швырнул его в окно. Загремели, вылетая из рамы, уцелевшие осколки стекла. Пузан, наблюдавший за лестницей, покачал головой. — Так вот, ты не будешь жить вечно! Потому что никто вечно не живет… Я читал в газете про какую-то тварь размером с блоху, так вот она может жить практически вечно, даже если ее заморозить в космосе и разморозить через хрен знает сколько лет… Но мы-то не такие твари, а, парень?! И не стоит верить в правосудие — такой глупой вещи просто не может существовать в этом чертовом мире!

Хесус поспешно поднял автомат и щелкнул предохранителем — он имел дело с оружием и знал, как с ним обращаться. Нет, стрелять ни в кого не приходилось, а вот повертеть, разобрать…

— Так он у тебя был на предохранителе? — возмутилась старуха. — Вот я не знала в машине, я бы оторвала тебе яйца.

— Заткнись, жаба, — неожиданно для себя сказал Хесус.

— Жить вечно неинтересно! — прогудел Пузан Рози, продолжая наблюдать за лестничным пролетом. — Неинтересно даже дожить до старости, если у тебя нет денег, чтобы купить новое тело…

— Это точно, — с удовольствием отозвался Бенни. — Вот, скажем, наш Тамански… Парень при деньгах, сразу видно. Тараканы в голове, но при деньгах. На новое тело ему хватило, уж это точно. И, кажется, не на одно.

— Не знаю такого, — как из бочки ответил Пузан и продолжил начатую мысль: — Это дно! Стариков тут нужно уничтожать, приятель. Это дело милосердия. Тут от них воняет.

— От тебя тоже воняет, — улыбнулся Бенни. Лицо его, обычно иссиня-черное, было пепельно-серым от осевшей пыли.

— От меня воняет, как от настоящего мужика. А от стариков воняет смертью, вон оно что… Вот послушай.

И Пузан Рози начал читать своим колоколоподобным голосом. Хесус замер у стены, сжав рукоять автомата и мелко дрожа — то ли от страха, то ли от возбуждения.

Черны от папиллом, корявые, с кругами
Зелеными у глаз, с фалангами в узлах,
С затылками, где злость топорщится буграми
И расцветает, как проказа на стенах,

Они в припадочном соитии привили
К скелетам стульев свой немыслимый каркас;
С брусками дерева сплетаются в бессилье
Их ноги по утрам, и днем, и в поздний час.

Стихотворение прервала автоматная очередь, на лестнице что-то посыпалось, а Пузан, осклабясь, сверкнув своими зелеными зубами, продолжал:

Да, эти старики с сиденьями своими
Едины и в жару, и в дни, когда их взгляд
На окна устремлен, где увядает иней, —
И дрожью жаб они мучительно дрожат.

Но милостивы к ним сиденья, чья солома,
К телам костлявым их приучена давно;
Дух солнца прошлых лет вновь светится знакомо
В колосьях, что сплелись, отдав свое зерно.
И вот Сидящие, к зубам поджав колени…

— А, сволочь! — заорал Бенни. Быстро перегнувшись через подоконник, он несколько раз коротко выстрелил вниз.

— Что там? — спросил Пузан, не отрывая взгляда от лестницы.

— Кажется, это был полицейский. А может, и нет.

— Может, старуха собирала объедки?

— Старухи не носят шлемы.

— Много вы знаете, — прошипела из своего угла старая ведьма, но ее никто не слушал.

— Тогда полицейский.

— Ну мало ли кто еще носит шлемы… Я тебя, кажется, перебил…

— Да, но я тебя извиняю.