Всю ночь фургон господина Онфима катил через непроглядную темень Хвалинского тракта. Завывающий оборотень какое-то время тащился следом, рассчитывая на поживу – но бедняга сплоховал, нарвался на хоть и поредевшую, но все еще многочисленную орду авларов; Агата слышала короткий предсмертный взвизг, в котором, ей показалось, даже можно было разобрать отдельные слова, отчаянную и бесполезную мольбу.
Все молчали. Угрюмо нахохлились согнанные с насиженного места братцы-акробатцы; Еремей, не разгибаясь, навис над своими садками, где свернулись кольцами его чешуйчатые питомцы – им, беднягам, перед Ливнями стало совсем плохо; Смерть-дева испуганно лупала большими глупыми глазами. Господин Онфим безмолвно восседал на сундуке с кассой, и от его недоброго молчания отчего-то становилось еще страшнее. В руках он держал завернутый в рогожу immeistorunn.
Кицум бросил несколько беглых взглядов на Агату, однако Дану сделала вид, что не замечает.
Агата начинала дрожать. Ее бил острый и злой озноб. О себе она уже не думала. Что лучше сделать, как вернее задержать фургон? Чтобы уж точно накрыло? О, как она посмеется, увидев перед смертью корчи и отчаяние того же Онфима или Эвелин! Немножко жаль Кицума и Трошу.., но, в конце концов, разве они – не хумансы? Никто, никто из них не должен избегнуть своей судьбы. Никто. И она, Seamni Oectacarin, тоже. Потому что убийство всегда убийство, даже если ты идешь на него ради спасения своего народа.
Выдернуть втулку? Вздор, ей не хватит силы. Перерезать жилы коню? Тоже вздор, за все время рабства у Онфима в руках Агаты ни разу не оказалось ножа. Так что же сделать? Что? Что? Что?!
– Будет лучше, если ты послушаешь меня, – шепот Кицума, казалось, льется в самое ухо. Старый клоун ухитрялся говорить, совершенно не двигая губами, и, похоже, слова его слышала одна Агата. – Будет лучше, если ты все же послушаешь меня, Seamni Oectacann, молчи, не говори ничего. Только слушай. Онфим нашел в вашем лесу нечто.., я прав?
Агата опустила голову. Не хватало еще рассказывать Кицуму свои недавние мысли!