Алмазный трон

— Наказание? — саркастически усмехнулся Мартэл. — Не кажется ли тебе, что я и так уже достаточно наказан?

— Это не в моем характере — наказывать кого-то. Природа не дает ни наград ни наказаний, а лишь последствия.

— Ну что ж, тогда я принимаю эти последствия. По крайней мере позволь мне приветствовать тебя и испросить твоего благословения, — Мартэл взял Сефрению за руки.

— Нет, Мартэл, — ответила она, отнимая руки. — Ты больше не мой ученик, ты нашел себе других наставников.

— Но я не хотел этого, Сефрения, — вздохнув сказал Мартэл. — Это ты отвергла меня, помнишь? — он снова обернулся к Спархоку. — Весьма удивлен видеть тебя снова, дорогой братец, я ведь послал Адуса расправиться с тобой. Придется с ним серьезно поговорить, если, конечно, ты не убил его.

— Он потерял довольно много крови при нашей последней встрече, но вряд ли это так серьезно.

— Адусу плевать на кровь, даже на свою собственную.

— Не отойдешь ли ты немного в сторону, Сефрения? — сказал Спархок, распахивая плащ и берясь за рукоять меча. — У нас с Мартэлом был спор, когда мы виделись в последний раз, теперь, я думаю, мы можем продолжить его.

Глаза Мартэла сузились и он распахнул свой плащ. Как и Спархок, он тоже был в кольчуге и при тяжелом мече.

— Прекрасная мысль, Спархок, — прошипел он.

Сефрения встала меж ними.

— Прекратите, вы двое, — приказала она. — Здесь не время и не место. Мы находимся прямо в центре целой армии. Если вы попытаетесь здесь играть в свои игры, вам придется воевать с половиной Рендора!

Спархок почувствовал горячую волну разочарования, но он знал, что Сефрения права. С сожалением он отпустил рукоять меча.

— Как нибудь потом, Мартэл, — тихо сказал он.

— Буду счастлив, дорогой брат, — ответил Мартэл с ироничным поклоном и спросил: — А что вы оба делаете здесь в Рендоре? Я думал, что вы еще в Каммории.

— Это деловая поездка.

— А вы, как я вижу, узнали, что это был дарестин. Мне неприятно говорить вам об этом, но вы только зря теряете время — к нему нет противоядия. Я проверил это очень тщательно, перед тем, как порекомендовать его нашему общему другу в Симмуре.

— Играешь с огнем, Мартэл, — угрожающе проговорил Спархок.

— Как и всегда, дорогой брат. Как говорится, кто не рискует, тот и не побеждает. Боюсь, что тут ничего не поделаешь — Элана умрет. Тогда Личеас заменит ее, а Энниас станет Архипрелатом. А я получу с этого прекрасный куш.

— Это все, о чем ты думаешь?

— А о чем же еще? — пожал плечами Мартэл. — Все остальное — лишь иллюзии. — Как поживает Вэнион?

— Прекрасно, — ответил Спархок. — Я передам ему, что ты интересовался.

— Надо понимать, что ты собираешься прожить так долго, чтобы снова увидеть его? Твое положение здесь довольно рискованно, друг мой.

— Так же, как и твое, Мартэл.

— Я знаю, но я привык. Но тебе мешают сомнения, угрызения совести щепетильность, а я все это давным-давно оставил.

— А где твой ручной Дэморг, Мартэл? — внезапно спросила Сефрения.

В глазах Мартэла мелькнуло удивление, но потом он снова взял себя в руки.

— Я правда не имею об этом ни малейшего понятия, Матушка, — ответил он. — Он приходит ко мне безо всякого вызова, так что я никогда не знаю, когда он снова объявится. Быть может, он вернулся туда, откуда пришел. Ты же знаешь, так бывает.

— Я никогда не любопытствовала на этот счет.

— Это твой серьезный просчет.

— Может быть.

Эрашам зашевелился на своих подушках и открыл глаза.

— Что ж это я, никак заснул? — спросил он.

— Совсем ненадолго, святейший, — сказал Мартэл. — Это дало нам со Спархоком возобновить дружбу. У нас было много о чем поговорить.

— Очень много, — согласился Спархок. Сначала он немного растерялся но потом понял, что Мартэл в своей самоуверенности многого не видит. — Вы упомянули о талисмане в своей проповеди, Святейший, — обратился он к Эрашаму, — не позволите ли вы нам взглянуть на него?

— На священную реликвию? Конечно, дети мои.

Старик полез под одежду и вынул что-то, что оказалось куском кости. Гордо подняв предмет, он спросил Спархока:

— Известно тебе, что это такое?

— Нет, Святейший, боюсь, что не известно.

— Как ты знаешь, святой Эшанд в юности был пастухом.

— Да, я слышал об этом.

— Однажды, когда он был еще совсем молод, овца в его стаде принесла чисто белого ягненка, равных которому до этого ему не приходилось видеть ни разу. В отличие от других ягнят этого помета, этот имел на голове рожки. Вне всякого сомнения, это был Божий знак. Этот барашек, конечно, символизировал самого святого Эшанда, и то, что он родился с рожками на голове, означало, что святой Эшанд избран покарать на земле погрязшую в беззаконии Церковь.

— Как таинственны и неисповедимы пути Господни! — удивился Спархок.

— Воистину так, сын мой. Эшанд нежно ухаживал за белым ягненком, и однажды тот заговорил с ним. Его голос был голосом самого Бога. Так Всевышний направлял Эшанда в делах его и поступках. Эта священная реликвия — кусок рога этого барашка. Теперь вы понимаете, почему она обладает таким могуществом?

— О да, Святейший, — ответил Спархок голосом, исполненным благоговения. — Подойди ближе, сестра, взгляни на это чудо!